Перерождение
Шрифт:
Каро выбежал на площадь. Невдалеке стоял разломленный трейлер, возле которого было несколько бойцов наци. Бежать к ним? Или в другую сторону? Каро дернулся с места и побежал в сторону от главной дороги. Наци заметили беглеца и с криком побежали за ним. Желтоглазый, по второй улице, следом. Он поравнялся с Каро и готов был выпустить плеть, чтобы свалить его с ног. Каро слышал звук ревущего мотора. За ним гнались все. Он свернул в переулок на первую улицу и натолкнулся на охотника, почувствовав его холодное дыхание. Желтоглазый выпустил плеть и, насмехаясь над жертвой, оплел его. Каро попытался дернуться, но охотник выбил землю из-под его ног – Каро рухнул вниз. Раздался громкий выстрел. Каро зажмурился,
Каро бежал по переулкам. Он слышал, как к нему приближается мотоцикл. Ревущий ровно мотор заполнял все пространство вокруг. Каро свернул на одну из улиц и замер. Мотоциклист стоял в двух метрах от него. Каро попятился назад, но со спины к нему почти вплотную подъехал другой гонщик. Его оружие было убрано. Он остановился. Каро обернулся к первому мотоциклисту – высокорослый мужчина в длинном черном плаще снял шлем и, показывая невооруженные руки, медленно подходил к Каро. Это был Саврасов.
Глава 33. Спасение
Кроберг нервно сжимала руки. Она то и дело потирала ладони, словно пытаясь согреться. В холе было достаточно тепло, но ее кидало в холод. Каждый раз, когда коричневая дверь с табличкой «172 – Канцелярия» открывалась, она вздрагивала. Ее переживаниям не было предела и, чем дольше она ждала, тем усиливалось волнение. Елена уже посматривала на свой идеальный маникюр, вспоминая забытую привычку грызть ногти. Но через мгновение из открывшейся двери появилась Марина. На ее лице сияла радостная улыбка. Кроберг резво подскочила к ней.
– Разрешение получено, - пропищала ассистентка.
Кроберг выхватила папку из ее рук и достала прозрачный электронный лист.
– Завтра заседание. Бумага из церкви помогла, - удовлетворенно чирикала Марина.
Кроберг праздновала победу. Три недели назад она подала прошение в верховный суд по-семейному праву о признании за ней права являться опекуном спасенного ею мальчика под Екатеринодаром. Елена поручила Марине собрать все необходимые доказательства, что у ребенка нет ближайших родственников, и что им никто не интересуется. Это было так. Попавший в аварию школьный автобус вез детей из интерната, где воспитывались отказники. Кроберг считала, что факта спасения мальчику жизни будет достаточно, и ей передадут опеку над ним. Однако за две недели дело не продвинулось. Канцелярия суда не выдавала разрешения на опекунство. Поводом была деятельность Кроберг и ее возможная профессиональная заинтересованность. Но она не сдавалась.
– После этого все было лишь формальностью, - сдавленно произнесла Елена.
Она сидела со своим юристом на заседании суда. Рядом с ее столом стоял семилетний мальчик, одетый в больничный балахон.
– Заседание прошло быстро. Я этому была очень рада. Ему хватило выписки из церковной книги о том, что я прихожусь тебе крестной матерью.
Елена
– И у него не возникло вопросов: почему этой бумаги вы не представили сразу? – произнес мальчик.
– Мы придумали легенду, по которой бумага всегда была у тебя в рюкзаке и была утеряна во время аварии. На восстановление ушло время. Учитывая ревность церкви к своей деятельности, судья был на нашей стороне.
– Там есть мое имя? – мальчик смотрел на листок, который держал судья. – Как меня действительно зовут?
– настаивал мальчик.
Кроберг всхлипнула. Что-то причиняло ей сильную боль.
– Мы выдумали тебе имя, - через боль ответила она.
– Зачем? Ведь записи в интернате были…
– Мы заплатили, чтобы их уничтожили. Все данные о тебе нужно было стереть, чтобы следы не привели к нам. Если ты не существовал, то тебя никто не найдет.
Боль отступила.
– И какое имя ты указала в бумаге? – не сводя глаз с судьи, настойчиво спрашивал мальчик.
– Александр, - опасаясь еще одного приступа боли, ответила Кроберг.
– Красивое. Но оно не мое?
– Нет, - закричала Елена. – Я не помню. Я действительно не помню.
– Почему?
– Проще исследовать безымянных…
Все остальные слова утонули в громких всхлипываниях и криках. Боль сверлом проделывала в ее голове очередную дырку, заставляя вспоминать. Перед Кроберг проносилось время, когда она впервые за свою жизнь посетила церковь в пригороде Петрополиса. Местный священник затребовал с них очень большую сумму за липовую бумажку. Однако дело того стоило. Если появится упоминание о том, что Александр действительно был крещен, то у нее будет реальный шанс получить полную опеку над ним. И тогда ей ничто не помешает уладить все вопросы с министерством здравоохранения, которое любит совать свой нос в дела исследования вирусов, считая свою роль главенствующей в этой работе.
– Однако ты не лекарство искала, - подросший десятилетний мальчик стоял возле больничной кровати.
Кроберг осматривала точную его копию на кровати. Озорной подвижный мальчуган радостно осматривал стетоскоп, врученный ему Мариной.
– Мы уже тогда понимали, что монии это нечто большее, чем просто вирус, - опасливо произнесла Кроберг.
– Ты был настоящей находкой, - она несмело повернула голову к стоящему мальчику.
– Чудо, - безразлично произнес он.
– Я дала тебе новое имя, когда поняла насколько ты уникален. Ты был моим чудом. И имя у тебя должно было отличаться от детских безликих прозвищ. Я назвала тебя Каро, потому что ты был загадкой. До десяти лет все твои монии находились в неком подобии криостазиса, и мы не могли исследовать их напрямую. И каждый раз, когда мы пытались извлечь их хоть малую часть, твой организм отвечал невероятной вспышкой активности иммунной системы. Он защищался, не давая нам возможности понять механизм своей работы. Ты был человеком, но вместе с тем чем-то большим.
– Чудом…
– Моим чудом.
– Он тебя любил, - Каро смотрел на белозубую улыбку мальчика на кровати. – Хотя уже к тому времени ты истыкала и изрезала его вдоль и поперек. Крохотные укусы. Маленький комарик. Все это не уменьшало его любви. Каждый раз он видел твои глаза и видел в них ту, что вытащила его из автобуса. Единственный кто подошел к нему и снял боль и прогнал страх. Каждый раз, когда он закрывал глаза, он вспоминал тот день. Каждую ночь – один и тот же сон. Вот почему он так оживлялся в лаборатории. Там была ты. А в Деревне никого. Самое ужасное время, когда нет вокруг никого. Ощущение полного одиночества. Но его спасали звезды, которых он ждал, с которыми не хотелось прощаться.