Перерожденная
Шрифт:
Моя камера оказалась ничем не отличающейся от тех, что предоставили Диору и Асдусу. Оставив меня здесь, Тень удалился, и я, доковыляв до кровати и уже не пытаясь скрываться, дала волю рыданиям. Ну почему все так глупо получилось? Хотя с самого начала затея имела мало шансов на успех. И Диор явно это понимал, но все равно рискнул всем ради меня.
Понимание этого раздирало сердце. Осознание, что этот человек готов умереть из-за меня, если понадобится, выкручивало изнутри. Я не желала его смерти. Да что там не желала. Сейчас как никогда понимала, что без него не желаю жить сама. Если Черный Лорд уничтожит его, я найду способ последовать за своим Воином. Мы с ним единое целое и без части самой себя жизнь не имеет смысла.
Я настолько погрузилась в свое горе, что не заметила, как дверь камеры отворилась, впуская нежеланного посетителя. Только услышав презрительное:
— Какое же ты все-таки ничтожество! — вздрогнула и подняла голову.
Златокудрая вампирша стояла передо мной, склонив голову набок, и мерила недоуменно-презрительным взглядом.
— Не понимаю, что он нашел в тебе. Да что они все находят?!
Нет уж, перед этой раскисать точно не стану! Собрав волю в кулак, я смахнула слезы и поднялась с кровати. С вызовом вскинула голову и смерила Аррию таким же взглядом, каким меня одаривала она.
— А тебе и не понять. Потому что ты всех по себе меряешь.
Златокудрая выпрямила голову и вскинула брови.
— Не скажу, что мне так уж интересно, что ты имела в виду, но все-таки.
Я растянула губы в улыбке. Хотела правды? Получи!
— Что у тебя есть помимо внешности? Только злобный характер и непомерное самомнение. Да с тобой пять минут поговоришь и уже на стенку лезть хочется.
Глаза Аррии полыхнули алым.
— Как ты смеешь? — прошипела она.
— Да от тебя даже Асдус поспешил сбежать, как от чумы. Больше одной ночи не выдержал.
Вампирша с шумом выпустила воздух из легких и шагнула ко мне, вскидывая руку.
— Ударишь? — я напряглась, но и не подумала отступать. — Ну, давай! Только что скажет на это твой Хозяин?
— Ударю… — Аррия неожиданно вновь стала бесстрастной и что-то мне не понравилась ее улыбочка. — Только другим способом.
Я настороженно смотрела на нее, не решаясь задать вопрос, ответ на который мне явно не понравится.
— Думаешь, я не заметила, каким взглядом ты смотрела на того Воина? — губы Аррии издевательски скривились. — Как думаешь, что сделает с ним Аттий, когда узнает об этом?
— Нет! — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать.
— Значит, точно! — с торжеством воскликнула вампирша и я с досадой закусила губу.
Проклятье! Я же сама себя выдала!
— Я попрошу Хозяина отдать его мне, — проворковала Аррия. — И поверь, твой красавчик станет молить о смерти.
— Нет! — горло будто сдавила цепкая рука. — Пожалуйста, не надо!
Сейчас я готова была умолять эту безжалостную тварь, унижаться перед ней, лишь бы не исполнила угрозы.
Она упивалась моими эмоциями, глядя с мрачным торжеством.
— Ну а сейчас пойду, пожалуй, проведаю моего старого знакомого, — ухмыльнулась Аррия.
— Не трогай Асдуса! — беспомощно крикнула ей вслед.
Ответом меня не удостоили.
Я до крови впилась ногтями в собственные ладони. Остается надеяться, что демон сразу оставит смертную оболочку и лишит эту стерву удовольствия мучить его. Пусть даже вряд ли она решится нанести ему серьезный вред, памятуя о клятве Домития, но от нее всего можно ожидать. Если еще и Моль подключится…
Я тяжело вздохнула и снова села на кровать. Глухо охнула, когда голова вдруг закружилась, а камера стала меняться на другую — с лучшим убранством и открытыми дверями. Что происходит? Уже проваливаясь в непонятное состояние между сном и явью, я ощутила, как становлюсь другим существом, находящимся сейчас в таком же положении, как и я. Пленником, оказавшимся во власти того, кто желает сделать с ним самые возмутительные вещи…
Я ощущал приближение вечера каждой клеточкой своего тела, наполняющегося силой и мощью. Ко мне давно никто уже не пытался подходить. Слышал иногда взволнованный шепоток со стороны общего помещения. Ощущал недоуменные встревоженные взгляды. Улавливал путаные мысли. Они не понимали, что я такое. Боялись на уровне инстинкта. И непонимание лишь усиливало страх. Ближе к вечеру слуга принес еду, к которой я не притронулся. Скоро получу ту пищу, что действительно мне нужна, а пока можно и потерпеть.
Когда, наконец, за мной явились и повели куда-то, сопротивляться не стал. Чувствовал, как сердце колотится чуть сильнее обычного в предвкушении решающей минуты. С трудом сдерживал кривую усмешку, но понимал, как странно она будет выглядеть. И все же, когда меня привели в подземную комнату, наполненную различными приспособлениями, которые наверняка придумал самый извращенный разум, в груди шевельнулось что-то вроде смутного страха. Я вдруг представил, что было бы, не питай мои вены вампирская кровь. И что пришлось бы пережить беспомощному человеку во власти того, кто не знает жалости и пощады.
Образы, которые я улавливал в течение дня в разуме других парней, слишком живо вставали перед глазами. То, что заставлял их делать этот извращенец, наполняло душу мало свойственными мне эмоциями. Впервые я испытывал к кому-то сочувствие, а к кому-то негодование из-за его поступков. Может, из-за того, что сам легко мог оказаться на месте кого-то из этих красивых пустоголовых мальчиков. У каждого из них была своя судьба, прежде чем попасть сюда, но одно у них было общее — они оказались никому не нужны или стали разменной монетой. Кроме внешности, у этих несчастных не было ничего.
Я не стал сопротивляться, когда меня заставили раздеться донага, оставив лишь золотой ошейник, и привязали к странному приспособлению. Чему-то вроде перекладины, вертящейся в разные стороны, к которой кандалами приковали мои разведенные руки и ноги. Явно привычный к такому зрелищу слуга окинул меня равнодушным взглядом и ушел, оставляя в полном одиночестве.
Факелы на стенах отбрасывали огненные сполохи на убранство этой комнаты для извращенных утех. Я прекрасно понимал, зачем все это делают со мной. Дают возможность страху полностью овладеть мною. Ощутить собственную беспомощность. Понимание того, что я никто и ничто, полностью завишу от того, кто купил меня, стал моим хозяином.