Пересечение
Шрифт:
Ну ладно, ну пусть, но что во мне разглядывать! Я, между прочим, не диверсант и не шпион и никогда таковым не стану. А он вроде бы взглянет на меня и, эдак загадочно улыбнувшись, про себя спрашивает: «Не станешь? Ой ли?»
Такое вот у меня дурацкое ощущение. Будто мой лучший друг Жуков про все мои мелкие грешки знает и их не одобряет. Интересно, к чему бы? То ли я все больше обо что-то пачкаюсь, то ли он чище становится. Ну бред! Галлюцинации, но вот такое ощущение… А может, мы взрослеем? Идем своими, теперь уже не параллельными дорогами. Может быть. Только где сказано, что моя хуже? Мы как-то даже поспорили.
— Слушай, — говорю, — не разочаровался? Не надоело?
— Что именно? — спрашивает, хотя я прекрасно
— В солдатах ходить, в зеленых фуражках. Был бы ты в партии «зеленых», так хоть природу бы охранял, а сейчас что охраняешь? Страну? Так, во-первых, на нее никто нападать не собирается, а во-вторых, других, что ль, нет, поглупей?
— Поглупей есть, — отвечает и выразительно (свинья!) смотрит на меня. — Только лучше без них обойтись. А вот тебя жаль.
— Да? — вскидываюсь.
— Да, — подтверждает. — Обычно люди с годами умнеют…
— Ох, ох, как остроумно!
— Не очень, конечно, находчиво, — качает головой, — зато верно. Эх, мало я тебя порол в детстве, Рогачев! Мало. Надо бы почаще встречаться.
Но встречаться часто не удавалось.
И все-таки самая наша грандиозная встреча произошла, когда он свою службу заканчивал, а я на третий курс перемахнул.
Впервые я еду за рубеж!
В Болгарию. В Киеве ни разу не был, в Тбилиси тоже, а и Болгарию намылился. Группу отличников и отличных общественников, включая, разумеется, Бориса Рогачева, по линии «Спутника» отправляют в составе интеротряда. Будем помогать болгарским друзьям строить жизнь. Там ожидается народ из разных стран, в том числе англичане, американцы, канадцы, короче — англофоны, обучающиеся в НРБ. Ну а тут уж я король!
Приезжаю в Шереметьево-2 (отец служебную «Волгу» предоставил). Дождь, я шляпу надел (важная деталь для последующего). Икры взял триста граммов (не убьют же из-за ста пятидесяти лишних! Кстати, того самого взял в десять раз больше — полтора литра правилами разрешено).
Собираемся веселым табуном под гигантским, хорошо мне знакомым табло расписания вылетов и прилетов — сколько раз провожал отца.
Заполняем декларации, проходим таможню, нас не смотрят (чего с них взять, с бедных студентов?), девушки — таможенные инспектора (между прочим, есть о-го-го!) косят красивым глазом на экран рентгена, или как он там называется, аппарат, который чемоданы просвечивает, и гуляй дальше.
Дальше сдаем билеты и чемоданы и налегке идем на паспортный контроль. Там такие круглые столики, как в кафе-стоячке, и надо заполнить зеленый листок и уже с ним идти к контролю. Это будки — одна сторона стеклянная, внутри пограничник, кладешь перед ним паспорт, он его забирает, колдует над ним, ставит штамп и возвращает. Минуешь дверцы и… ты — за границей.
Так вот, я стою, жду очереди, болтаю с ребятами, а когда поворачиваюсь и тяну паспорт, кто б вы думали передо мной — часовой границы, старший сержант товарищ Жуков. А. А! Рядом с ним — молодой сержантик, учится, наверное, как и что. Я в восторге!
— Здорово, урки, — острю, рот до ушей, — привет с воли!
Он смотрит на меня, как на противоположную стенку, сквозь меня. Берет паспорт, колдует. Я растерянно молчу. И вдруг он вперяет в меня взгляд, на этот раз прямо-таки инквизиторский.
— Будьте добры, снимите шляпу, — говорит.
Ну? Как вам это нравится? «Снимите шляпу». Это он говорит мне!
— Ты что, — шиплю, — совсем того?
— Пожалуйста, — повторяет тихо, ровно, терпеливо, — снимите шляпу.
— Ну знаешь!.. — фыркаю, по шляпу снимаю. — Чокнулся!
Он опять смотрит на меня. Со стуком ставит штамп на паспорте и так же ровно произносит:
— Проходите, пожалуйста.
— Ну, даешь! — очень остроумно говорю я и прохожу.
Он что, с ума сошел? Может, решил, что у меня фальшивый паспорт или я загримированная Галина Крониговна? Потом выпускаю пары и думаю — может, так полагается? В конце концов, всюду свои правила. Он же не приходит в мою переводческую кабину учить меня синхронному. Стараюсь, в общем, оправдать его. Друг ведь…
Проходим через длинную трубу. У входа нам улыбаются стюардессы (две — о-го-го!). Мы рассаживаемся, я успеваю занять место у окна. Как всегда, какое-то время неизвестно чего ждем, потом рукав отходит, нет, это наш самолет отходит, долго рулит до взлетной полосы, застывает как бегун на старте и начинает бешеный разгон. Затем отрывается — наступает покой и тишина. Внизу еще некоторое время вижу зеленые рощи, поселки, шоссе, канал, водохранилище. Постепенно мы поднимаемся все выше и выше, землю накрывают белые облака, дождь тоже остается внизу, и мы выскакиваем на солнечные, прямо-таки снежные просторы. Хоть вылезай в иллюминатор, становись на лыжи и шпарь туда, за горизонт. Гаснут указующие надписи на табло, я сбрасываю привязной ремень, откидываю кресло и погружаюсь в кейф. Я и сейчас (сейчас особенно остро) помню то мое состояние, ощущение полного абсолютного счастья. Я — за границей! Конечно, Болгария — не Америка, ничего, побываю и там. Все, что хотел, о чем мечтал, исполняется! Все! Золотая медаль за школу, иняз, прочное место в моей широко раскинутой кинематографической сети, интересные фильмы, пышные фестивали с разными банкетами, общениями, поездками, меня ценят в институте — я отличник, общественник, спортсмен… Нет врагов, много друзей (ну, скажем так, приятелей). Есть Ленка, которую я люблю (люблю?), которая при мне, как Акбар у Жукова, или как домашняя кошка, есть (хоть и реже теперь видимся) Натали, мудрый советчик, надежный товарищ, а когда и коммерческий компаньон (правда, при ее муже-глоб-тротере она больше просит меня что-нибудь продать, а не купить). Пикантные видеофильмы и журнальчики, любимые детективы, бабочки-однодневки — все это тоже разнообразит жизнь. Ну, что еще надо для счастья? Что? Вот так бы лететь и лететь нею жизнь к этому золотому солнцу над сугробами белых облаков, к счастливым дням, что ждут меня впереди!
Знал бы я, что меня ждет, молился, наверное, чтобы хлопнулся наш самолет со своей десятикилометровой высоты…
Но это потом.
А тогда я летел как на крыльях (каламбур на тройку), Наслаждался каждой минутой. Вот красотки стюардессы (теперь я вижу, что они все красотки) разносят обед. Ем со вкусом, медленно, вкушаю каждый кусок — салат, курица, булочка, пирожное. Пакетик с горчицей, и ароматическую салфетку, и еще зубочистку незаметно кладу в карман, как сувениры.
Пью чай, заигрываю со стюардессой, она награждает меня чарующей улыбкой, настолько дежурной, что у меня пропадает всякая охота продолжать. Еще бы, могу себе представить, сколько таких самоуверенных ловеласов, как я, клеится к ней…
Начинаю болтать с ребятами. Они тоже переполнены впечатлениями и разными планами. Как будто загорать на Золотых песках, побеждать всех в дискуссиях, гулять с местными девчатами по берегу моря при луне, ездить на экскурсии… Словом, есть о чем помечтать. Старший нашей группы, Рунов Колька, уже бывал в Варне и делится опытом. Мне это не нравится: он в центре внимания, а не я. Ничего, он-то со своим немецким в Голливуд не попадет, а я попаду! Мне уже кое-что обещали. Во всяком случае, все мои документы, анкеты, характеристика (та самая, ради которой я так старался), фото и т. д. и т. п. лежат в отделе внешних сношений, слово, кому надо, замолвлено, остается ждать подходящего случая. Ничего, подожду. Интеллектуально я готов, я «их» жизнь знаю небось не хуже (а может, и лучше) нашей. Не зря же я столько этих детективов (а в них американская жизнь лучше, чем в любой энциклопедии представлена), журналов прочел, фильмов посмотрел, радиопередач наслушался. Уже раза два-три отца подправлял, указывал ему на неточности.