Пересечение
Шрифт:
Следует бурная, но кратковременная ссора. Примирение.
Иногда Зойка рассказывала мне о Рогачеве. Тот изредка звонил. Захлебываясь, повествовал о своих жизненных успехах. Потом спохватывался, спрашивал обо мне. Моя простодушная подруга только было начинала перечислять мои (весьма скромные), как он скучнел и спешил закончить разговор.
— Какой-то он не очень, — туманно комментировала Зойка, — ну, в общем, друг не друг. У него, по-моему, кроме Рогачева, друзей нет. Так сказать, неразлучные друзья — Борис Рогачев и Рогачев Борис.
— Ну уж… — вяло защищаю я кореша.
Но, честно говоря, вспоминая наши редкие свидания, письма и телефонные беседы того времени, я все больше разочаровываюсь в нем.
Приходит на память один эпизод. Как-то во время практики видел я на заставе, как пограничники подобрали волчонка, мать охотники подстрелили, наверное. Принесли в вольер, в свободную секцию.
В какой-то момент волчонок вылез из закрытой части в открытую, и тут, конечно, все овчарки разлаялись, расшумелись, и он заторопился обратно. А ему вожатый не дает, закрывает дверцу, сапог подставляет, пусть волчонок воздухом дышит. И вот то поразительное упрямство, с каким этот волчонок пробивается в вонючую свою конуру, бьет лбом по сапогу, пытается пролезть в дверную щель, напомнило мне о Боре Рогачеве. Он тоже изо всех сил, прямо-таки лбом пробивает себе карьеру, у него одна цель — блага жизни (в его понимании, разумеется). Уверен, уж он-то их добьется. Конечно, было б время, я бы постарался наставить его на путь истинный, да где там.
Делюсь этими филантропическими мыслями с Зойкой.
— У, чего захотел, — смеется, — Рогачев твой — товарищ железный! Его с пути не собьешь. Впрочем, попробуй, уговори, может быть, пойдет на слесаря или комбайнера учиться, кто знает?
Мы с Зойкой частенько виделись. То она приезжала ко мне, то я по праздникам получал увольнение. Свадьба откладывалась.
А вот занятия шли полным ходом. Что мы только не проходили: и философию, и высшую математику…
Мы особенно подружились с Сашей Корневым, командиром первого отделения. Зовем друг друга «коллега» и во всем расходимся.
Например, мой коллега Корнев считает, что главная наша задача воспитание людей. Поэтому высшая математика, которая приучает мыслить логически, приучает к строгому мышлению, умению правильно строить работу и т. д., нужна.
А я считаю, что главное для нас — уметь людьми командовать, организовывать их для выполнения боевой задачи.
Командир роты разъяснил нам, что мы зря спорим, поскольку думаем одно и то же, только по-разному выражаем свои мысли — но мы продолжаем спорить до хрипоты.
Или вот другой пример.
Я спрашиваю Корнева, куда он хотел бы, если спросят, после конца училища.
— Подальше, — говорит, — в Заполярье, в Среднюю Азию, словом, где потруднее. А ты?
— А я, — говорю, — где полегче.
— Хорош, — возмущается, — ты, значит, по той поговорке: рыба ищет где глубже, а человек, где рыба?
— А чем плохо? Я так рассуждаю: все надо осваивать по мере. Сначала пусть будут условия получше, освоюсь, попрошусь, где труднее, но приду туда уже с опытом. Так? Новый этап осилю, дальше двигаюсь, где еще трудней, а я уже подготовлен. И т. д. Такая у меня теория.
— Нет, — Корнев, качая головой, — у меня другая. Когда вода в реке холодная, лучше сразу нырнуть, чем, как девчата, с визгом влезать по сантиметру. Попадаю сразу в новые условия, привыкаю, осваиваюсь, а потом уж, хорошо тренированный, все познавший, могу и на заставу, где полегче.
Вот так спорим.
А однажды спросил я другого коллегу, командира третьего отделения Черноуса:
— Коллега, как ты готовишься к будущей семейной жизни на заставе? (Черноус женат, еще на первом курсе женился на землячке своей.)
— Не я, — отвечает, — жена готовится.
И объясняет, что она у него программистка, с такой профессией на границе, прямо скажем, работу нелегко найти. И что вы думаете, поступила в педагогический на заочный. В случае чего, будет детишек той самой математике учить. Предусмотрительный.
Советуюсь с ним, как с Зойкой быть. Ну что за жизнь, она дома, я в училище. Может, до окончания подождать?
— Дурак ты, коллега, — непочтительно говорит мне Черноус, — чего ждать-то? Во-первых, теряешь стаж супружеской жизни (это он вполне серьезно), во-вторых, время (тут он прав), в-третьих, брак как никак укрепляет отношения, а то пошлет она тебя подальше, а так штамп в паспорте удержит (это он дурак, Зойки моей не знает), и вообще (самый сильный аргумент)…
…Течет, течет, а вернее, бежит наша курсантская жизнь. Иногда ловлю себя на том, что жаль будет расставаться со всеми этими ставшими родными местами. Вот у самой ограды городок следопытов — эдакий крохотный макет всего, что встретишь на границе, — системы, следовой полосы, вышки… стоят в ряд цветастые пограничные столбы с гербами всех сопредельных с нами государств — Иран, Ирак, Турция, соцстраны, Финляндия, Норвегия. Отдельно наш зелено-красный столб с нашим гербом.
Есть у нас настоящий кусочек границы, но это в учебном центре.
А здесь у нас еще сквер и в центре памятник Юлиусу Фучику. И когда смотрю на него, я думаю — за что он отдал свою жизнь? И сотни, тысячи таких же? У нас на границе много именных застав. Это имена героев-пограничников, отдавших свою жизнь в бою. Почему вообще человек, который мог бы продолжать жить, жертвует собой ради других, не жены, детей, матери, а подчас незнакомых ему, жертвует ради идеи, ради идеала, ради дней, которые когда еще наступят, ради долга. Какого долга? Кому он должен и за что? Однажды я спросил замполита об этом, прямо на занятиях, не постеснялся, думаю, смеяться будет. Нет. Помолчал и говорит серьезно:
— Видишь ли, Жуков, долг перед Родиной — это особый долг. Ты у нее в долгу еще до того как родился. За то, что она есть у тебя, за то что ты сын ее, за то, что всем ей обязан, за то, что была за сотни лет до тебя, и вечно после тебя будет. Долг перед Родиной неоплатен. Что бы ты ради нее ни сделал, этот долг все равно останется. Вот так.
Много раз я задумывался, я-то сам смог бы отдать жизнь, выполняя свой воинский долг? Не знаю. Не уверен. А как проверить? Войны нет, и вряд ли доведется мне такую проверку пройти, а доведется, выдержу ли?..