Перешагни бездну
Шрифт:
Моника вскочила и пошла в глубь пещеры. Ей всё ещё хотелось плакать, но она нашла чугунок — «обджуш» и поставила кипятить воду. Она заварила чай и приготовила похлёбку из вяле» ного мяса и риса. В нише пещеры обнаружилось немного припасенных для путешественников продуктов.
Спустя много часов вернулся молчаливый, сумрачный Бадма.
— Темно, не видно ни зги.
Поев, он заметил:
— Безумие какое-то.
Беспокойство не оставляло его. Он часто вскакивал, подходил к краю пропасти и вслушивался в шумы бурана.
Едва рассвело, доктор разбудил Сахиба Джеляла, который забылся тревожным сном.
— Пойду посмотрю, — тихо говорил ему на ухо Бадма.— Снег уже не идет. Да и ветер стих.
— Что с Ишикочем?
— Иду выяснить. Позаботьтесь о ней. Мало ли что может случиться. — Он взглянул в сторону, где под шубой лежала Моника. Она спала крепким сном и ни-чего не слышала. Быть может, ей снился сказочный дворец в Хасапабаде? Она чмокала губами и улыбалась совсем счастливо.
— Что вы хотите делать?
— Молиар спутал все карты. Вступил в силу закон: человек человеку волк.
Сахиб Джелял совсем разболелся. Он кашлял с. ужасающими хрипами. На платке, который нет-нет он прикладывал к губам, выступали темные пятна.
— Оставайтесь, — сказал доктор Бадма. — Да, на всякий случай вот возьмите. Когда дойдете до нашего поста, передайте коменданту. — Он вынул вышитый тибетскими письменами шелковый платок. — На словах передадите: «Доктор вернётся».
— Но зачем... зачем вы идете!
— Я вернусь, но не сюда. Себе не прощу. Повеликодушничал. У них нет ничего святого. Боюсь, что с Молиаром... Да, кстати, нельзя, чтобы эти, как их назвал Молиар, документы попали в их руки. Плохо, что он молчал о них. Ничего не поделаешь, таков Молиар. Припрятал — и ни гу-ry. А насчет талисмана она сама, наверное, не знает. — Он снова посмотрел на спящую девушку.— Вы ей скажите, чтобы сразу отдала, как перейдете через границу.
— Талисман-книжку она потеряла. Пропал талисман, — грустно заметил Сахиб Джелял. — Ещё где-то в Хасанабаде.
— Час от часу не легче.
Доктор Бадма ушел и не вернулся.
Набирался сил Сахиб Джелял медленно. Три дня он пролежал пластом и только тогда почувствовал облегчение. Опираясь на плечо Моники, он побрел по каменистой тропе, где начинался оврипг.
Буран ушел на далекие вершины Каракорума, но по дну ущелья клубился туман жёлтый, густой, промозглый И в двух шагах ничего нельзя было различить. Но можно было рассмотреть, что овринг кто-то намеренно разорил. Первая лестница вообще исчезла. Пробраться по карнизу теперь мог лишь акробат. Разглядеть со страшной высоты, что делается внизу, на дне ущелья, не удалось.
— Эх, Ишикоч, Ишикоч! — вздохнул Сахиб Джелял. — За доктора я спокоен, но... Ишикоч-то...
И снова всплакнула Моника. Сахиб Джелял проклинал свою болезнь и бессилие. С лица он совсем спал. Он, тяжело опираясь на посох, сказал:
— Оставаться здесь нельзя. В путь!
Всю дорогу, пока они медленно шли к границе, он рассказывал сокрушенно и грустно о разъездном торговце, страннике, бродяге, балагуре и шутнике Молиаре по прозвищу Открой Дверь! И тут впервые Моника узнала о человеческой судьбе, не менее фантастичной и удивительной, чем её собственная, о странном и даже загадочном человеке, русском горном инженере, открывателе богатств земных недр, сказочно богатом, но ставшим полунищим Ишикочем — привратником одинокой курганчи на Ургутской дороге, узнала о человеке, который сумел сохранить и сберечь при всех своих пороках и слабостях черты человеческого достоинства и мужества.
— Он такой странный, смешной, забавный, но такой добрый! Он меня спас. И если бы я не знала своего отца Аюба, я сказала бы нашему Молиару «отец»!
Она ни словом не обмолвилась об эмире бухарском. И здесь Сахиб Джелял предпочёл смолчать.