Пересмешник, или Славенские сказки
Шрифт:
– Встань и ступай за мною!
Аскалон сколь ни отважен был в своих предприятиях, однако столь много чувствовал в себе страху, идучи за ним, что сего никак изъяснить невозможно. Наконец пришли они к одному великому камню, который в одну минуту поднялся, как только проводник дотронулся до него жезлом, который он имел в руках; под ним означился пространный подземный ход и весьма широкая из черного мрамора лестница, а по сторонам на оной в разном расстоянии стояли хрустальные высокие столбы, в которых горел весьма ясно огонь и освещал собою весь этот удивительный сход. Потолок сделан был из разноцветных каменьев, который казался произведен самою природою; камни блистали в оном наподобие ярких звезд, отчего и свет и красота в оном усугублялись.
Аскалон за проводником своим следовал по лестнице
Между оными находилось множество людей, но они походили больше на облака или на дух, нежели на человеков, и казалось Аскалону, что никто из них не дотрогивался до полу; но что его больше всего устрашило, так то, когда увидел он сих людей совсем в другом образе: иные имели из них козьи головы, другие змеиные, третьи львиные, и так далее. Всякое безобразие на людях обитало в сем месте. Некоторые были об одной ноге и имели множество рук; у иных увидел он глаза на грудях, а руки сверх головы; некоторые ни рта, ни носа не имели, и светился у них один глаз во лбу, и так далее.
Гомалис, так назывался проводник Аскалонов, приметив в нем необычайный страх, старался всеми силами ободрить его и наполнить отважностию. В сем укреплении Аскалона пришли они к воротам, которые сделаны были из чудного металла и походили больше на угрюмую тучу, нежели на затворы.
Гомалис немедленно приказал отворить оные. С превеликим шумом отверзли, как думал Аскалон, адские двери. Как только вышли они из сего освященного огнем обитания, то Аскалон остолбенел, и вместо великого страха вселилось в него еще большее удивление, и он столь много изумился, что принужден был остановиться и не мог продолжать пути своего за Гомалисом.
– Что с тобою сделалось?- говорил ему проводник.- Или сей новый свет привел тебя в столь необычайное удивление?
– Не токмо приводят во удивление все сии новости,- отвечал ему Аскалон,- но я сам себя позабываю и теряю совсем понятие мое и стройное течение мыслей; теперь вижу то, чего во всю жизнь мою увидеть бы мне было невозможно, нежели бы я мог вообразить когда-нибудь об оном!
Аскалон видел там хрустальное небо, от земли не весьма возвышенное, на котором держалось все великое пространство вод неизмеримого моря. Все чудовища, рыбы и гады, плавающие в бездне вод, видны были сквозь сей прозрачный свод; и что всего чуднее было, то плавающие на поверхности воды всякие суда так, как вблизи, осматривать было можно; солнечные лучи проницали сквозь воду и проходили сквозь хрусталь на землю, где не весьма в отдаленном от пришедших расстоянии видны были огромные и весьма великолепные палаты, которые сделаны были из чистого и желтого металла, подобного золоту, но он блистал пуще оного; посередине на верху оных сидел Атлант, который имел необыкновенную величину в положении своего тела, и держал на себе весь тот прозрачный свод.
К сему зданию сделаны были весьма искусною рукою прямые дороги, которые обставлены были невысокими, но густыми деревами прекрасного и благоуханного рода, и они столь были нежны, что когда дотрогивался до них Аскалон своими руками, то оных листы свертывались и в одну минуту блекли; на них видны были различного рода цветы, и так часто, что казалось, будто бы число цветов превышало число листьев. Вся земля покрыта была зеленою и весьма нежною травою, до которой ни сердитые вихри, ни великие дожди, ниже всякая дурная погода дотронуться не смели, а одна нежная заря орошала ее своими слезами. Вдали видны были другие преизрядные здания, которые как видом, так и цветами другу другу были не подобны; ведущие к оным долины украшены были цветами, между которыми ходили различного рода большие птицы.
Когда вышли они на некоторую круглую площадь, посредине которой стояла на великолепном престоле весьма великая статуя, которая на груди, на руках, на крыльях и на ногах,- и, словом, по всему телу имела открытые глаза, которые казались живыми и находились в беспрестанном
Гомалис сел на лавку, приказал то ж сделать Аскалону и начал уведомлять его такими словами:
– Аскалон, когда уже определил ты не повиноваться воле богов, а следовать всегда собственным твоим пристрастиям, то сие для меня великое счастие: ты находишься теперь под моим покровительством и все, что для тебя угодно, выпросить у меня можешь; а для Гомалиса все в свете возможно, выключая освященных вещей, к оным одним только прикоснуться я не смею. Не устрашись,- примолвил он,- услыша мое происхождение: я диявол и князь надо многими духами. Когда свержены мы на землю, то праотец наш Сатана разделил нам владения. Иные обитают в воздухе, другие на земле, а мне досталось обитание в водах. Сие все, что ты ни видишь, мое подданство, и все повинуются воле моей без всякой упорности; здесь большая часть обитают духов, но суть множество и из смертных, которые пожелали отдаться воле моей самопроизвольно. Бывает некоторое время в году, что приходит на отдавшихся мне людей великая тоска и жаление о свете. Испускают они великий и отчаянный плач об отлучении от богов, и все соединенными силами приступают к воротам и желают отсюда выйти. Тогда все множество демонов, которых ты видел в проходе, защищают те огромные ворота, в кои мы прошли, и тем удерживают их в сем месте до определенного к наказанию их времени.
Сия статуя,- продолжал он, указывая на глаза того чудовища,- послана ко мне из ада и дана подмогою власти моей и силы. По ней узнаю я, что делается в моем владении, и она все, что я ни вздумаю, представляет; в доказательство тому увидишь ты теперь опыт.
Потом сказал он громким голосом:
– АСКЛИАДА!
В одну минуту сделалась из той статуи супруга млаконского обладателя.
Аскалон, увидев сие, пришел в великое удивление, вскочил и бросился пред Гомалисом на колена и начал его просить, чтобы он неизъясненным своим могуществом призвал действительную Асклиаду в сие место, за что обещал всегда исполнять его волю и быть послушнее всех из его подданных,- одним словом, совсем отдавался во власть демона Гомалиса.
Князь духов обещался ему сие исполнить и хотел отдать в руки его Асклиаду с тем уговором, ежели Аскалон поклянется Сатаною и всем адом и даст ему рукописание своею кровию, и потом что он ему прикажет, то Аскалон исполнит. На все согласился сей неистовый злодей и следовал за Гомалисом для исполнения своего обещания.
Пришли они в то великолепное здание, и там на месте заклятия отрицался Аскалон богов и своих родителей и после дал на душу свою рукописание. Возрадовался тогда ад, и все бесы торжествовали в сие время; после положили на него печать со изображением и с именем Сатаны.
Гомалис, окончив сие радостное для себя дело, поручил исполнить ему первое такое приключение.
– Слушай, возлюбленный мой Аскалон,- говорил он ему,- те люди, с которыми ты теперь обитаешь, суть не купцы. Кидал владетель некоторого города, подле границы китайской, который называется Омар, а Ранлий первый министр того государства и опекун Кидалов.
Артаира, мать сего владетеля, еще при жизни мужа своего, храброго государя Клаига, влюбилась чрезвычайно в своего сына и желая совокупиться с ним плотски, но страх и позорная молва удерживали ее от того до самой смерти Клаиговой; а теперь, когда уже не опасается она власти мужней, то положила непременно исполнить свое желание. По смерти отца своего сел Кидал на родительском престоле, и первое, к великому своему беспокойству, приметил в матери своей сию порочную к себе страсть и, размышляя очень долго сам с собою, предприял не открывать того никому, а как возможно стараться самому отвратить родительницу свою от сей презренной всеми любови.