Пересмешник
Шрифт:
— Извини, Тиль.
Я поднял бровь, услышав от Стэфана ненужное извинение:
— За что? Я давно уже не реагирую на имя Клариссы так, как раньше.
Эмоции Анхель с первого раза расшифровать мне не удалось. Затем я понял, что она считает, будто у Клариссы никогда не было ко мне любви. Лишь страсть.
Чрезмерная страсть не приносит двум людям ни славы, ни удовлетворения, ни счастья. Ведь она не так многогранна, как любовь. Страсть нечто иное, местами более сильное, более дикое, примитивное и в то же время яркое. Порой она заставляет кипеть кровь и заводит почище, чем пузырьки розового шампанского жвилья. Беда лишь в том, что, когда это чувство у
— Мое мнение таково, — трость думала уже совсем о другом, — стоит послать Бласетта за «Срочными новостями».
— Зачем? — нахмурился я. — Эта пустая газетенка жарит новости на огне, только и успевая переворачивать, чтобы не подгорали. Я давно не доверяю этому изданию.
— Да мне неважно, доверяешь ты ему или нет, Тиль! Возможно, они, в отличие от «Времени», написали что-нибудь о пророке из района Иных.
— По-твоему, они только и делают, что сидят рядом с пророком и слушают его откровения о том, где случится новое убийство? — рассмеялся я.
— У газетчиков свои источники информации. Помнишь же, как во время суда…
— Помню, — перебил я. — А еще помню, что даже такая пустозвонная пустота, как «Срочные новости», гнет спину перед мэром и Городским советом, иначе у них быстро отберут лицензию. С учетом того, что из-за поиска Мясника на ушах стоят все городские службы, я уверен — твоего странного пророка давно ищут синие жандармы, чтобы задать ему парочку вопросов. И если кто-то из газетчиков скроет информацию о том, где прячется этот любезный господин, но опубликует статейку, то Скваген-жольц возьмет газету за горло и вытрясет из нее всю душу, несмотря на объявленную Князем свободу печати, так сильно вредящую частной жизни порядочных граждан.
В дверь постучали.
— Минуту! — сказал я, надел перчатки и только после этого открыл дверь и позволил служанке войти.
— Саил Картиа, вы заняты? Я хотела прибрать, но могу прийти попозже, — сказала Шафья.
— Ерунда. — Я встал с кресла, убирая Анхель в карман и подхватывая пачку писем. — Гостиная в твоем распоряжении. Стэфан составит тебе компанию.
— Спасибо, саил. — Ее подведенные сурьмой карие глаза, как всегда, остались серьезны, а вот красивые губы на прекрасном смуглом лице с тонким точеным носом тронула едва заметная вежливая улыбка.
Шафья родом из Магара, и она вдова. В этой варварской стране женщина, потерявшая мужа, считается ничуть не лучше таракана на обочине дороги. Если ей повезет, она станет изгоем. Если не повезет — ей придется взойти на костер следом за умершим.
Эти дикие обычаи магарцы, верящие в тысячу с лишним разномастных божеств, притащили и в Рапгар. Шафье удалось избежать пламени, но она стала мертвой для своего народа. Я встретил ее в Соленых садах, недалеко от Складского берега, в районе, очень недоброжелательном к чужакам. Местные «крысы» решили поразвлечься с испуганной девушкой, и мне, как чэру, пришлось за нее вступиться. С тех самых пор уже почти год Шафья находится в моем доме. Она отлично вписалась в нашу маленькую семью, словно жила здесь десятилетиями.
Я перебрался в кабинет, рухнул на мягкий диван и ножом стал вскрывать конверт за конвертом, слушая, как в коридоре старые часы приглушенно отбивают десять утра. Письма я читал через строчку, совершенно невнимательно, быстро пробегая глазами, сминая листы и ловкими бросками отправляя их в корзину для бумаг, одиноко стоящую у противоположной стены.
Раньше у меня было множество тех, кого принято называть друзьями, но теперь редко кто из них интересует меня. Разумеется, когда пришло время, они сочли приличным прислать мне свои самые теплые пожелания, чем вызвали у меня горький смех. Это было забавно, особенно если учесть, что последнее воспоминание о них — это отводящие взгляды, не желающие замечать меня господа. Начитавшись газет и наслушавшись сплетен, они отвернулись от меня, как и все ваше хваленое высшее общество.
Тогда на моей стороне осталось совсем немного людей, и среди них трое самых близких друзей: Данте, Талер и Катарина. Они не отказались от меня ни тогда, ни теперь, и я, Тиль эр'Картиа, Тиль Пересмешник, Тиль Не Имеющий Облика, буду благодарен им по гроб жизни. Потому что понял — ничто так не ценно в этом мире, как доверие. Они верили в мою невиновность с самого начала и до самого конца этой гнусной истории, несмотря на факты и показания многочисленных свидетелей. И я обязан им за эту веру, что поддерживала меня и питала каждый день, когда я открывал глаза и видел перед собой печать Изначального огня.
Мое воспоминание пробудило злость Анхель. Она злилась на тех, кто устроил все это. А еще на меня за то, что в ту ночь на виллу «Черный журавль» я не взял с собой ни ее, ни Стэфана, которые могли защитить меня или остановить, остудив ярость. Ну и, разумеется, больше всего она злилась на себя, что не смогла быть со мной в трудную минуту.
— Оставь, — попросил я ее, сминая бледно-голубой конверт-приглашение. — Поздно сожалеть о том, что давно уже прошло. Надо жить настоящим.
Она ворчливо порекомендовала мне жить не только настоящим, но и будущим, несмотря ни на что. Анхель упрямая. Я тихо рассмеялся, отмечая тем, что понял ее эмоции, но не согласен с ними, хотя и не собираюсь спорить. Она в ответ с яростью вскрыла конверт, едва не оттяпав мне палец. И тут же виновато извинилась.
Письмо было от президента клуба «Шесть четверок». Элитное местечко, куда можно попасть, только заручившись рекомендацией трех постоянных членов этой благородной обители вечных бездельников. Многие господа из Золотых полей спят и видят себя в «Шести четверках». Некоторые даже убить готовы за членство в клубе, так как там можно завести воистину важные знакомства и начинают отворяться такие двери, которые ранее не открывались даже золотым ключом.
Раньше я тоже был среди тех, кто собирался в комнатах, обитых дубовыми панелями, потягивал кальвадос, коньяк и виски, курил колониальные сигары, ловко загонял шары в бильярдные лузы и тасовал колоды игральных карт, проигрывая и выигрывая за ночь в княжеский покер целые состояния. Затем, разумеется, меня исключили из столь достойного и чистоплотного общества. Потому что я «не соответствую званию честного чэра, а следовательно, не могу состоять в клубе „Шесть четверок“ вне зависимости от моих прежних заслуг, так как мое имя может повредить репутации столь уважаемого заведения».
Теперь, когда все изменилось, клуб «Шесть четверок» был бы счастлив видеть благородного чэра эр'Картиа среди самых уважаемых граждан великого Рапгара и хотел заверить в своем самом добром отношении: «По единогласному решению правления клуба, его президента, а также самых почетных членов для вступления в „Шесть четверок“ чэру эр'Картиа не нужны рекомендации других членов, а достаточно лишь его согласия».
— Какая любезность, — сухо кашлянул я, рассматривая печать.
Раньше, когда я был еще мальчишкой и видел среди бумаг на отцовском столе документ с подобной печатью, это вызывало у меня настоящий трепет. Теперь же — никаких особых эмоций. Разве что недоумение.