Перестрелка на ранчо
Шрифт:
Толпа в изумлении глазела на это зрелище, а потом разразилась восторженными криками. Глаза Херрингов засверкали от ярости. Они проехали по улице, сопровождаемые толпой, и остановились у дома Симмсов.
— Ах, Нессельроде! Как мило с твоей стороны! Ты достал мне цветов!
— Да. — Малыш неуклюже слез с коня и отобрал цветы у бандитов, бросавших на него злобные взгляды. Рука Рыжего была перевязана куском его же рубашки, сквозь которую проступила кровь. Рука Бена висела на перевязи. — Я достал их. Поставь их скорее в воду, а то они немного подвяли.
Дженни, похоже, даже не
— О, Нессельроде! Я знала, что ты это сделаешь! Я не сомневалась, что ты достанешь мне цветы!
Лицо Джо Херринга запылало от ярости.
— О черт! Нессельроде! Подумать только, попасться в руки типу с таким гнусным именем!
Услыхав эти слова, Малыш Кактус резко обернулся и смерил Джо ледяным взглядом.
— Я никогда не убивал людей, у которых связаны руки, но скажи еще что-нибудь о моем имени и станешь первым!
В эту минуту подошел шериф с двумя помощниками, и Малыш передал ему пленников.
— Подумать только, Дженни! — воскликнул шериф. — Твой парень в одиночку изловил Херрингов!
— Херрингов? — мило улыбнулась ему в ответ Дженни. — О, шериф, не попросите ли вы свою жену, чтобы она пришла и помогла мне украсить комнату? Я не знаю, куда мне лучше поставить вербену — в гостиную или в…
Шериф чуть не подавился своей жвачкой.
— Ты поймал трех самых опасных бандитов к западу от Скалистых гор, — сказал он Малышу, — а ее интересует только одно — в какую комнату лучше поставить вербену! — Он сплюнул. — Ох уж эти женщины! Их невозможно понять!
Малыш Кактус промычал что-то в ответ и спрятал в карман деньги. Он был небрит и полумертв от усталости и недосыпа. На одежде толстым слоем лежала пыль.
Неожиданно из дверей выглянула Дженни.
— Нессельроде, можно тебя на минуточку? Помоги мне, пожалуйста, я тебя очень прошу.
Малыш посмотрел на шерифа, и тот пожал плечами.
— Да, — кротко ответил Малыш, а потом поднял голову. — Иду, дорогая! — сказал он.
СТРАШНЫЙ СОН
В те времена, когда белые еще только заселяли Дикий Запад, кони у них были полудикими. И очень часто животное начинало брыкаться в ту самую минуту, когда ковбой заносил ногу над седлом. Вот почему все ковбои носили сапоги с узкими носами — чтобы нога легче проскальзывала в стремя, и высокими каблуками — чтобы она не проскальзывала слишком далеко.
Обычно делалось так. Коней пригоняли из прерии и отдавали в руки человеку, который умел укротить любую лошадь и делал то, что называлось «переломить дугу». Он надевал на мустанга седло и ездил на нем до тех пор, пока конь не переставал брыкаться — после этого он считался укрощенным.
Конь передавался в руки другому ковбою, который приучал его ходить под седлом, однако при этом не слишком усердствовал, ибо, как правило, не любили чересчур смирных коней. И кони брыкались, особенно поутру, когда воздух еще не успевал прогреться после холодной ночи.
Заботливый владелец коня обычно подносил мундштук к огню, чтобы нагреть его, а уже потом вставлял в рот лошади. А иногда он согревал его у себя за пазухой.
Марти Махан, высокий красивый мужчина, ехал верхом на вороном жеребце среди других ковбоев, собравшихся в город Винд-Ривер на ежегодное родео, испытывая в глубине души непреодолимый страх. Шел Большой парад участников, которым по традиции открывается всякое родео. Высокий, прекрасно сложенный, одетый в белый с золотом костюм, Махан выглядел очень живописно, и зрители, встретившие его появление взрывом рукоплесканий, знали, что перед ними один из самых искусных наездников Дикого Запада. В ответ на аплодисменты собравшихся Марти сорвал с головы свою стетсоновскую шляпу и помахал ею.
В течение двух лет он побеждал в родео в Винд-Ривере, а по итогам других родео был признан одним из самых лучших ковбоев страны, причем не только зрителями, но и самими участниками.
И вот сегодня он не может справиться с разъедающим его душу страхом. Этот страх возник в нем, когда на него набросился конь-убийца, и с тех пор уже не исчезал. А рядом с Марти ехал человек, испытывавший к нему презрение и жгучую ненависть. Это был верзила Яннел Стоупер, с крупными и суровыми чертами лица, давний его соперник.
— Ну, как ты себя чувствуешь, красавчик? — презрительно спросил его Яннел. — Каково оно ощущать, что для тебя уже все кончено? Знаешь, что скажут зрители, когда увидят твое поражение? Они назовут тебя трусом, да-да, трусом, Махан! Это уж как пить дать! Этот Страшный Сон тебе покажет, будь уверен!
Махан ничего не ответил, но лицо его побледнело и застыло. Он хорошо знал, слова Яннела — истинная правда. Да, он боится Страшного Сна, боится с той самой минуты, как впервые его увидел.
Яннел Стоупер знал, что говорил. Три раза подряд в течение трех лет Марти Махан побеждал его, забирая себе главный приз, а Стоупер был не из тех, кто смиряется с поражением. С каждым разом он все больше и больше ненавидел Махана, но ему никак не удавалось найти уязвимое место у своего врага, пока не наступил тот день в Твин-Форксе.
Это было совсем небольшое родео, нечто вроде разминки для всадников такого ранга, как Стоупер и Махан, и ни тот ни другой не ожидали от него никаких неприятностей. Марти, особо не напрягаясь, заарканил теленка, а Стоупер с легкостью победил в бое быков. В остальных состязаниях они милостиво уступили дорогу другим ковбоям, давая и им возможность получить призы. Яннел и Марти решили, что померяются силами в укрощении жеребцов.
Марти Махан как всегда был верен своей невозмутимой манере, пока не вывесили списки всадников и клички коней, на которых они будут состязаться. Марти Махану достался конь по кличке Страшный Сон.
— Ну и имечко! — сказал он, усмехаясь. — Интересно, кто их придумывает?
Ред Блейд пожал плечами.
— Насчет того, кто придумывает, не знаю, но этот определенно заслуживает своего имени! — мрачно заметил он. — Если тебе удастся удержаться на этом жеребце, считай, что главный приз у тебя в кармане! Он получил это имя в Калгари!
— В Калгари?!
Яннел почувствовал, как дрогнул голос Махана, и, повернувшись, внимательно посмотрел на него.
— Так этот Страшный Сон оттуда?