Перестрелка на ранчо
Шрифт:
Будьте уверены, что я держал ушки на макушке: даже в такой дали от всех, кто меня знал, можно было ожидать опасности, а человек, находящийся в бегах, учится двойной осторожности.
И тут я услышал выстрел.
Он прозвучал так резко, так ясно и окончательно, что я вскинул голову и положил руку на приклад своего винчестера. Моя винтовка ехала в чехле дулом назад, а приклад был у меня прямо под правой рукой, так что в случае нужды я мог вытащить винтовку так же быстро, как шестизарядный револьвер.
Буян тоже услышал выстрел, а он очень хорошо знал, что значит этот звук. Он обогнул
Потом я увидел и людей. Воздух был чист и прозрачен, а до них было не более двух сотен ярдов. Их было трое, причем один лежал на земле. Мужчина, стоявший над телом, вдруг поднял голову и закричал второму, который находился около дома:
— Нет, это не он!
И тут они увидели меня.
Должно быть, они оба на мгновение застыли в панике, но затем один рванулся к лошади, а второй потянулся за револьвером. Честные люди не хватаются за револьвер при виде подъехавшего незнакомца, поэтому моя винтовка тоже выскользнула из чехла. Противник выстрелил, но я не беспокоился — они были слишком далеко.
Он метнулся к лошади. Я поворачивал вслед за ним дуло винтовки. Когда он вспрыгнул в седло, я спустил курок. Он дернулся, как будто был ранен, и я увидел, что револьвер выпал из его руки. Оба всадника галопом понеслись прочь. Они не желали больше быть моей мишенью.
Буян не боялся стрельбы. И пока я сидел в седле, у него не было оснований бояться. В конце концов, мы с ним проделали путь от самой Мексики. Но об этой части моей жизни я не люблю распространяться. Даже Хью, мой лучший друг, об этом ничего не знал. Для него я оставался тихим мальчиком, который вырос на его глазах на ранчо нашего дядюшки, которое имело клеймо «XY».
Буян был в неважной форме для погони, так что я позволил им уехать, а сам спешился возле лежащего старика и пощупал его пульс. Впрочем, больше для проформы — ни один человек с такой раной, которую я увидел, не мог остаться в живых. Первый выстрел прошел высоковато, а второй, видимо, был сделан через некоторое время, так как кровь возле первой раны уже запеклась.
Внезапно я услышал стук копыт по камням и обернулся, разведя руки в стороны. И думать нечего пытаться вынуть оружие, когда на вас направлены дула четырех ружей.
— За что ты его убил? — спросил коренастый, широкоплечий мужчина с красным квадратным лицом и глазами как два буравчика. Он был суров, как горная зима, а из его спутников по меньшей мере двое выглядели так, словно они сопровождали самого дьявола в инспекторской поездке по аду.
— Не надо спешить с выводами, уважаемый, — довольно сухо ответил я. — Я не убивал этого джентльмена. Когда я въехал в Кап, здесь стояли два типа, причем один прямо над телом. Они выстрелили в меня и смылись вверх по каньону.
— Мы слышали выстрелы, — настаивал коренастый. — Он мертв, а ты здесь.
Я смотрел на них, оценивая. С этого бока меня клеймить уже было негде. Я уже был в бегах, скрываясь от обвинения в убийстве, которого не совершал. И вот, прибыв сюда отсидеться, я влетаю прямиком в то же самое положение. Никто, кроме меня, не видел этих двоих, так что толкование происшедшего полностью зависело от того, что это за люди.
По первому впечатлению, лишь один из четверых был способен на снисхождение — темноволосый, кареглазый юноша с задумчивым взглядом. Он был красив и выглядел честным парнем, хотя, возможно, слабовольным.
Тот коренастый, что разговаривал со мной, был, похоже, у них за главного.
— Кто ты? — требовательно спросил он. — Как ты сюда попал?
Что-то в его манере насторожило меня, и я решил ничего о себе не рассказывать, и уж меньше всего — что я Уот Белл.
— Звать меня Малыш Папаго, я из Соноры. А попал я сюда обыкновенно — на коне да по дороге. И сколько бы я ни попадал по разным дорогам в разные места, ни разу, — я подчеркнул голосом эти слова, — я не задерживался там, откуда хотел уехать.
Он поджал губы и остро блеснул глазами. Я видел, как в них зажегся злобный огонь. Этот человек был не из тех, кого легко сбросить со счета. Он по праву считал себя старым волком и отнюдь не собирался позволять первому встречному доводить себя до ручки. Однако, когда я назвал свое вымышленное имя, в его глазах мелькнуло некое недовольство, и у меня появилось чувство, что он ожидал другого. Это чувство было таким сильным, что я начал думать сразу о многих вещах.
Если подолгу ездить по разным тропам, читая знаки, то у тебя развивается какой-то новый инстинкт. Я обеими ноздрями ощущал сильнейший запах тревоги и почему-то был уверен, что поступил правильно, назвавшись Малышом Папаго. Самое забавное было то, что если бы он вздумал проверить мои слова в Соноре, он бы обнаружил, что я не солгал. Бывает ведь, что человек носит на разных дорогах разные имена. Так и я был Уотом Беллом в округе Даммит, штат Техас, и Малышом Папаго в Соноре.
— Линч, — вмешался юноша, — давай укроемся от дождя. И тело тоже надо занести. Я любил старину Тома Ладлоу, и негоже его телу валяться под дождем. — И он добавил: — Обо всем можно переговорить за кружкой кофе.
Линч колебался: я ему очень не понравился, и ему хотелось довести дело до перестрелки.
— Ладно, — наконец согласился он и, повернувшись к остальным, добавил: — Вы двое возьмите Ладлоу и перенесите в конюшню. Накройте его одеялом и приходите в дом. Да заведите, пожалуй, и лошадей туда же. — Он обратился к сутулому мужчине, который был повыше своего широколицего товарища: — Проследи, чтобы все было путем, Билл.
Когда я услышал это обращение, у меня шевельнулось слабое подозрение, но я не подал виду. И вскоре широколицый сам ответил на мой незаданный вопрос:
— Берись за ноги, Кейз, а я за подмышки.
Линч решительно направился к двери дома, а мы с юношей — следом. Войдя в дом, Линч скинул плащ, и я с изумлением увидел у него на груди шерифский значок.
— Ну что, Долливер, кофе — твоя идея, — сказал Линч. — Займешься?
Долливер кивнул. Я видел, что он заметил мою реакцию на значок Линча и очень заинтересовался. Он повернулся к полкам и начал доставать с них банки, словно делал это не в первый раз. Тем временем я пытался проследить свой путь и найти предвестья того положения, в которое я угодил.