Пересуды
Шрифт:
— Значит, это был feuilleton [46] из какой-то другой серии. В общем, там шла речь о богаче, пристегнутом наручниками к кровати. В одной из сцен молодой кудрявый гангстер делает на шее заложника небольшой надрез. Течет кровь, и вот тут-то начинается самое важное: молодой гангстер прилепляет к ранке стодолларовую банкноту.
— Скорее уж тысячедолларовую, — поправил ван Хооф, — американские банкноты издали кажутся совершенно одинаковыми.
46
Здесь:
— Сто. Было написано в субтитрах. Я думаю, это означало, что если они не получат денег, то отлепят банкноту от ранки и богач истечет кровью.
— Как масаи в Кении, — заметил ван Хооф.
— Так ты не знаешь никакого Люсьена?
— Нет, к сожалению.
Когда он собрался уходить, она вдруг сказала:
— Постой, — с таким видом, словно хотела его поцеловать, и он испугался: а вдруг она готова раздеться? Но она вышла на кухню и вернулась с цветным фото в руках. — Возьми. Будешь о нем иногда вспоминать. Я напечатала десять штук, чтобы раздать семье, здесь он на смертном одре.
Почтальона было нетрудно узнать, он был в кепи, но его круглое лицо оказалось голубым.
— Какое странное освещение, — осторожно заметил ван Хооф.
— Ты имеешь в виду цвет лица? Он ведь к концу посинел. Даже слюна стала голубой.
Она держала в руке еще одно фото.
— Можешь выбрать, если хочешь: в кепи или без.
На фото без кепи небесно-голубая полоса пересекала лоб на палец выше линии бровей. Редкие пряди голубых волос прилипли к черепу. И мочки ушей были голубыми.
Хьюберт ван Хооф
По дороге домой, проезжая в автомобиле через Лес Забвения, Хьюберт почувствовал себя неважно. У серебристых берез на берегу ручья, сказал почтальон. Ван Хоофу не попадалось никаких берез. Его бросило в пот. Может, съел что-то нехорошее? Жена накормила его как обычно. Бифштексом с картошкой фри. Несвежий майонез? Не может быть, отменное качество гарантирует всемирно известная (в пределах Бельгии) фирма «Девос-Лемменс». Жена права, надо бы обратиться к доктору Вермёлену. Но расследование прежде всего. То, которое он сам себе заказал. Наконец-то он опубликует сенсационную статью в «Варегемском вестнике». И еще. Поставит на место ехидного пастыря, Его Преподобие Ламантайна.
Руль «фиата» ван Хоофа задрожал. Нет, это его самого затрясло. Но, свернув направо, чтобы немедленно ехать к доктору, он увидел серебристые березы.
Наш корреспондент увидел… почувствовал… нашел в одном из наших фламандских лесов, во-первых, характерные… березы… поискать латинское название… Хвалу и благодарность чувствовал наш удачливый корреспондент на пути к полицейскому участку… и силы жандармерии, до сих пор не начавшие расследования… когда международный терроризм… связанный с нелегальной торговлей оружием…
Он миновал березы, аккуратно запарковался на боковой тропинке, в кустах, и вернулся. И четверти часа не прошло, как он увидел джип. Который почтальон называл «пикапом». На шоферском месте, положив руки на руль, а лицо — на руки, сидел Рене Катрайссе и спал… или был мертв? Ван Хооф не решился подойти ближе. «Наш корреспондент увидел преступника… правонарушителя… подозреваемого в дезертирстве в то время, как последний… спал в своем армейском автомобиле».
Какой-то парень выбрался из кустов. Красивое, немного женственное лицо, пухлые губы. В джинсовом костюме, на штанах — влажные пятна, верно, кусты оказались мокрыми. В руке — отвертка.
— Всем добрый день, — сказал ван Хооф.
Парень дружелюбно улыбнулся. К его волосам, плечам и спине прилипли красновато-коричневые перышки. Даже капот джипа был в пуху. А одна пушинка пристала к левой брови. Попади его фото на первую полосу «Варегемского вестника», его посчитали бы психом.
— Я тут грибы собираю, — сообщил Ван Хооф.
— Так, — сказал парень. — С утра проснулся и подумал: классно, сегодня, пожалуй, наберу грибов?
— В точности так.
— А во что ты собирался эти грибы складывать? В карманы? Почему ты не в кроссовках? Где твои друзья?
Рене Катрайссе не пошевелился.
Ван Хооф растерялся. Сперва он обернулся и несколько раз качнул рукой вниз, словно давая знак не спешить залегшему в кустах взводу спецназа. Потом сказал:
— Я один.
— Ах, — встрепенулся парень. — Мальчик-с-пальчик заблудился в опасном лесу. И ни одного посланного Кэпом гнома или жандармов в кустах?
— Ты, что ли, убил Катрайссе? — спросил ван Хооф, как будто он был детективом, который внезапно разворачивается перед дверью и спрашивает: By the way did you murder Ren'e Catrijsse? [47]
47
А кстати, не ты ли убил Рене Катрайссе? (англ.)
— Нет еще, — сказал красавчик с отверткой. — Очень глупо было показывать, что ты знаешь Рене.
— Он должен оставаться неузнанным?
— Не узнанным некомпетентными людьми, — сказал парень. Все на нем сверкало: три золотых кольца на правой руке, серебряный крест, свисавший с шеи на золотой цепи, широкий браслет с рубинами на левой и отсвечивающее матовым серебром жало отвертки.
Из кучи рваных рубашек, носков, книжонок в мягких обложках парень извлек почерневшую сковороду.
— Хочешь яичек? — сказал он. — Да? Я сам предложил, я взобью вам чудный омлет. Доставьте мне удовольствие, сеньор. Я не готовлю на сливочном масле, только на непревзойденном оливковом, первого отжима.
Он поискал что-то. Нахмурился. Сросшиеся брови делали его похожим на обезьянку Мари, наш талисман.
— У меня совершенно не осталось яиц! Рене, Рене, проснись. Яиц совсем не осталось. И на хрена мне сковорода, если нет яиц?
Изящным движением он поднял почерневшую сковороду, размахнулся и резко, со свистом врезал ею ван Хоофу по голове. Ребро сковородки рассекло ему ухо.
— Нет, — пискнул ван Хооф. Он побледнел, как бумага. — Нет, нет, — повторил он изумленно и упал на колени. Сковорода снова взвилась вверх и снова обрушилась на его голову.