Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944
Шрифт:
Я окрестил эту операцию «Фарнезе», в честь моего любимого кардинала Александра Фарнезе, жившего в XVI веке, имя которого открыло мне когда-то двери в библиотеку Ватикана.
Донна Вирджиния Аньели, вдова наследника фирмы «Фиат», была дочерью принца Бурбона дель Монте и американки, которая стала легендой римского света. Распоряжаясь огромным богатством семьи Аньели и руководствуясь своим весьма своеобразным вкусом, донна Вирджиния превратила свой римский дом в шкатулку с драгоценностями неподражаемой красоты.
Донна Вирджиния не могла найти лучшего убежища, чем вилла Дель-Боско-Парразио у подножия Джаниколо. Оазис в центре Трастевере, самого старого и самого густо населенного района Вечного города, эта вилла на рубеже XVII и XVIII веков стала штаб-квартирой блестящего общества любителей литературы и науки,
В межвоенные годы донна Аньели возглавляла избранное общество, отличавшееся крайним снобизмом. В ее доме можно было встретить наследного принца Умберто вместе с его придворными, а также выдающихся писателей Италии с самим Курцио Малапарте во главе. Они предпочитали общаться на английском языке, и хозяйка дома пострадала за свое пристрастие к этому языку. После 8 сентября времена изменились даже для тех, кто носил фамилию владельцев заводов «Фиат», а Боккини, который снисходительно улыбался, когда ему докладывали о причудах автомобильной королевы, был мертв.
Я несколько раз пытался, вспоминая усмешку Боккини, убедить донну Вирджинию в том, что ситуация в Риме стала совсем другой и что для нее будет более безопасным вести свои нескончаемые телефонные разговоры по-итальянски и на этом же языке болтать с друзьями на коктейлях, но она только одаривала меня своей знаменитой улыбкой и спрашивала, не вступил ли я, часом, в неофашистскую партию. После этого она переводила разговор на свою любимую тему – как спасти Рим. В конце концов мы решили, что единственной властью, способной защитить несчастных жителей Рима, был Ватикан, этот последний оплот мира, вставший на пути половодья войны, которое разливалось все шире и поглощало все, что попадалось ему на пути. Мы решили, что папа должен поговорить с земными правителями, обладавшими наивысшим влиянием, и убедить их спасти Рим от разрушения. Мы вынуждены были, по многим причинам, исключить из их числа Кессельринга, хотя нам и хотелось разыграть этот козырь, но мы узнали, что высший руководитель СС и полиции в Италии генерал Вольф стал проявлять тревогу по поводу Рима. Мы перетасовали наши карты, и донна Вирджиния, как и следовало, вытащила туз – она была очень опытным игроком. Она велела принести шампанское – французское, разумеется, – и мы выпили за успех нашего дела. После этого ей надолго пришлось забыть о шампанском.
Полиции вскоре надоело прослушивать ее многочасовые телефонные разговоры на английском языке, из которых стало ясно, что она и ее друзья с радостью прислушиваются к звуку пушечной пальбы, доносившейся из Анцио и Неттуно, и усиленно тренируются в употреблении знака V, чтобы должным образом встретить своих американских друзей, когда те триумфальным маршем пройдут по Риму.
Донна Вирджиния переселилась на другую виллу. Ее нельзя было назвать тюрьмой в полном смысле этого слова, но все перемещения этой дамы были строго ограничены. Она была достаточно умна – да и какая римская дама не поумнела бы при таких обстоятельствах? – чтобы посоветоваться со мной, что ей теперь делать. Я дал ей совет поскорее сделать вид, что у нее болит горло, и обещал проследить, чтобы ее положили в больницу. Она сразу же «заболела» и тут же была госпитализирована. Дверь в ее палату день и ночь охраняли двое полицейских, но они были молоды и к тому же являлись истинными римлянами. И разве они могли, в этот трудный час, устоять перед чарами римской дамы, носившей к тому же фамилию Аньели?
Желая подстраховаться, я рассказал историю донны Вирджинии молодому и обаятельному медицинскому офицеру Кессельринга. Мы были с ним в приятельских отношениях, и он пообещал мне помочь. Вскоре он приехал в Рим, облаченный в летную форму и увешанный боевыми медалями, и мы отправились в больницу проведать
В любом случае донна Вирджиния решила, что ее чудесное избавление – знак свыше, и этот знак убедил ее с новой энергией приняться за спасение Рима, иными словами, добиваться аудиенции у папы для генерала Вольфа. По случайным обрывкам информации, которая доходила до меня, я понял, что это оказалось очень непростым делом, но к началу мая 1944 года донна Вирджиния сумела-таки добиться своего. Кардинал Качья-Доминиони, доктор Пфайфер из Ордена спасения, небесное Провидение и папа Пий в своей бесконечной мудрости наконец уступили неутомимым мольбам донны Аньели и ее влиятельных друзей, которые представляли аристократию и финансовый мир Вечного города. Оставалось только уговорить Вольфа, который не имел никакого понятия, какой подарок преподнесла ему судьба. Я решил, что, когда он в следующий раз приедет в Рим, я просто поставлю его перед свершившимся фактом. Так я и сделал.
Как заявил на Нюрнбергском процессе Вайцзеккер, немецкий посол в Ватикане, генерал Вольф «давно уже вынашивал мысль о том, что надо спасти католическую церковь и послужить ей». Зная это, а также понимая, что на настроение Вольфа окажет большое влияние небольшой ужин в узком кругу, устроенный накануне великого события, я пригласил несколько красивых женщин, которые, как и донна Вирджиния, верой и правдой служили своему городу. Как раз перед их появлением я сообщил изумленному Вольфу, что его святейшество будет ждать его утром 10 мая в своих личных апартаментах. Он должен будет прийти на встречу в штатском, поскольку, как сообщила мне донна Вирджиния, «его святейшество прекрасно понимает, какие могут возникнуть проблемы на официальном уровне».
Мы не можем постичь мотивы большинства человеческих решений, и решения генералов не составляют исключения. Я до сих пор не знаю, что заставило Вольфа принять это странное, незабываемое приглашение. Сам он утверждал, что сделал это по требованию своей собственной совести. Впрочем, мне было все равно, из каких соображений он будет действовать, главное, чтобы он согласился встретиться с папой. И он встретился с ним. Но поскольку у него не было с собой штатской одежды, что вполне естественно для генерала, то я одолжил ему свой самый лучший костюм. Боюсь только, что он был ему немного маловат и он чувствовал себя в нем не очень удобно. Настроение Вольфа не улучшилось, когда мы с монсеньором Пфайфером перевели его через площадь Святого Петра, которая охранялась – или находилась под прицелом, кому как понравится, – его же собственных солдат. Лицо генерала посветлело только тогда, когда мы проходили мимо одетых в разноцветную форму швейцарских гвардейцев, которые отдали нам честь. После этого мы поднялись по лестнице в стиле барокко, ведущей в приемные комнаты, за которыми располагалась личная библиотека папы, где и должна была состояться аудиенция.
Я остался в одной из приемных, а Пфайфер проводил Вольфа к папе. Но мне не пришлось скучать все те три четверти часа, что отсутствовал генерал. Приемные всегда много говорят о своих хозяевах, и я с удовольствием вспоминал те времена, когда ждал в них приема у Боккини, Сениза и Буффарини.
Вскоре в комнату поспешно вошел монсеньор Пфайфер, полный впечатлений о том, как великодушно его святейшество встретил генерала Вольфа. Он даже встал из-за стола, чтобы поздороваться с ним. После рассказа об этом он спросил, где сейчас донна Вирджиния, и я сказал ему, что она находится в соборе, где молится о том, чтобы аудиенция прошла успешно.