Переводчик
Шрифт:
– И все же он это сказал. Цензура Пар-Хаворлема мешает узнать, как в действительности обстоят дела в империи, а она слабее, чем мы думали. О, Элизабет, если бы мы...
– Он оборвал фразу и спросил: - Почему ты улыбаешься?
– Тебе идет подобное настроение, - сказала она.
– Никогда я не видела тебя таким оживленным. Дорогой, будь внимателен, не подвергай себя опасности!
– Я не забочусь о себе, Элизабет, все мои мысли о тебе. Земля ничего не значит для меня, но ты - это все. Я готов на все, чтобы увидеть тебя свободной и счастливой. На все!
Они поцеловались так страстно, словно их жизнь зависела от этого.
– Гэри, дорогой, за последние дни я увидела тебя заново, - сказала она наконец, гладя его волосы.
– Глоток свежего земного воздуха пошел тебе на пользу... Знаешь, когда меня привезли сюда два года назад, я смотрела на вас всех, как на узников, пожалуй, даже презирала. Но теперь я вижу, что, по крайней мере, ты стоишь многого.
– Я же говорил, что во мне живет тигр, даже если я мяукаю, как кот, - полушутя сказал он, увлекая ее в кресло.
– Тогда надеюсь, ты не ошибся, говоря, что во мне тоже живет тигр. Понимаешь, я... никогда не просыпалась на самом деле. О, Гэри...
Когда он коснулся ее груди, она поцеловала его. У Тоулера закружилась голова.
– Элизабет, дорогая, - заговорил он после паузы, - я хотел бы поговорить с тобой на партассианском.
– Зачем?
– Из любопытства. Ты знаешь, что я о них думаю, но мне доставляет удовольствие говорить на их языке.
Он сразу переключился на этот другой язык, и сразу же ему показалось, что он понимает все иначе, словно способ восприятия подобно словам перенесся в иную плоскость.
– Это очень старый язык, Элизабет. Через некоторое время начинает казаться, что чувствуешь, насколько он стар. Не забывай, он уже существовал в такой форме еще до появления людей на Земле. Трудно в это поверить, правда? Для меня он стал почти физической силой, он формировал меня наравне с окружением.
– Я не хочу говорить с тобой на нем, - сказала Элизабет все-таки на партассианском.
– В нем нет тепла, которое я хотела бы тебе передать. Когда я говорю на этом языке, то понимаю, почему у нулов нет поэтов.
– Да, он подходит к их природе, неизменной и без прикрас. И все же он несомненно влиял на их успехи в завоеваниях. Это язык солдат и правителей.
Он рассмеялся, потом добавил уже по-английски.
– Но не любовников, - тут ты совершенно права. Впрочем, сейчас я не хочу ничего говорить. Я безумец, Элизабет, просто безумец. Сейчас я мог бы пойти прямо к Синворету и рассказать ему все!
– Будь осторожен, Гэри. Что бы ни случилось, все должно оставаться, как прежде, пока не придет сообщение от Риварса. Это наш вождь.
Тоулер скривился.
– Он ошибается как и любой из нас.
– Неправда. Будь это так, он не стал бы вождем. Мы должны ждать, пока он пришлет доказательство для Синворета.
Но доказательство не пришло, и пропал еще один день визита Синворета.
На следующее утро Тоулер пришел во дворец пораньше. Когда он вошел в крыло персонала, ежедневный транспорт из четырех грузовиков отправлялся в настоящий Город. Это напомнило Тоулеру, что через две недели Пар-Хаворлем несомненно вернет туда всех, и они потеряют возможность освободиться, которая имелась сейчас.
Никто не разговаривал с ним. Когда он проходил мимо Питера Ларденинга, ему показалось, что тот едва заметно кивнул, но все остальные переводчики упрямо игнорировали Тоулера.
Хорошо же, подумал он, еще увидите... Честно говоря, он и сам не знал, что такое они увидят. Если бы он мог узнать, в какой степени Синворет поверил в блеф Пар-Хаворлема, ему наверняка было бы легче.
По крайней мере, этот вопрос вскоре прояснился. Половину утра он бесцельно ходил следом за Синворетам, его секретарем, телохранителем и Ройфуллери. Они проводили инспекцию финансов, и Ройфуллери с помощью секретаря тщательно "проверял книги. Синворет задал через Тоулера несколько вопросов ассистентам-землянам, но даже не попытался скрыть своей скуки. Когда наконец они закончили, Синворет быстро вернулся в свои апартаменты.
– Я хочу чтобы ты пошел со мной, переводчик, - сказал он. Тоулер послушно побрел за четырьмя могучими партассианцами. Мысли его текли по привычному, проложенному за десять лет руслу: если бы какой-нибудь партассианец атаковал меня, я был бы беспомощен, даже имея нож. Нож был единственным оружием, которое он имел. Он все еще прятал под мундиром стилет, которым Ведман хотел убить его в "Джармбори".
В апартаментах Подписывающего чужаки сняли скафандры. Тоулер стоял посреди комнаты, а нулы отдыхали. После десятилетнего общения с ними трудно было бы сказать, что он видел в них что-то странное. Однако, когда они уселись в кресла, его удивила слабость ног и рук в сравнении с огромными цилиндрическими телами. Вежливо, но решительно Синворет удалил из комнаты своего секретаря и телохранителя, а потом обратился к Тоулеру.
– А сейчас, переводчик Тоулер, - весело начал он, - познакомимся поближе. Мой визит на Землю короток - осталось всего пять дней - но по многим причинам мы с тобой должны подружиться. Подойди сюда и сядь.
– Спасибо, господин, но эти кресла для меня не подходят или, пожалуй, я не подхожу для них. Я лучше постою.
– Как хочешь. Видишь ли, переводчик, очень многое зависит от нашего взаимопонимания. Можно даже сказать, что от этого зависит будущее Земли.
Тоулер ничего не ответил, и Синворет нетерпеливо шевельнул гребнем.
– Я хочу, чтобы ты сел и почувствовал себя свободнее, переводчик. Понимаешь, то, что я хочу сказать, неофициально и не должно выйти за пределы этой комнаты. Тебе знакома фамилия Форли? Это был нул, занимавший три года назад должность Третьего Секретаря.
– Нет, - сказал Тоулер.
– Я редко общаюсь с кем-нибудь, кроме Первого Секретаря.
– Ну, неважно. Я приехал сюда, чтобы изучить положение на Земле. Я планировал несколько самостоятельных поездок, но губернатор считает, что это неразумно из-за довольно опасной обстановки. Таким образом, мои возможности ограничиваются. Программа следующих дней достаточно напряжена, и мне трудно найти возможность и время для независимых наблюдений, которые мне нужны. Понимаешь, что я имею в виду?