Переводы из Уильяма Йейтса(Григорий Кружков) Великое колесо возвращений
Шрифт:
Наивность? Безумие? Но, как ни удивительно, с ним произошло именно то, что предсказывал Платон в диалоге «Федр»: "Все созданное человеком здравомыслящим затмится творениями исступленных".
В русской печати имя Йейтса впервые появилось в статье Зинаиды Венгеровой о Блейке ("Северный вестник", 1896). Она же перевела в 1915 году пьесу Йейтса "Кэтлин, дочь Хулиэна" — эта работа, которую мне удалось отыскать в архиве Венгеровой, по-видимому, является единственным дошедшим до нам дореволюционным переводом Йейтса.
Чрезвычайно интересен и не до конца исследован эпизод 1917 года, когда находящийся в командировке поручик русской армии Николай Гумилев впервые встречается в Лондоне с поэтом Уильямом
Маршак, вставивший два стихотворения Йейтса в свою книгу английских переводов 1943 года, тоже выбрал из самого раннего, безобидно фольклорного: песенку "В саду над рекою…" и "Скрипач из Дууни". А далее наступает затишье — вплоть до конца 1960-х годов, до появления великого ковчега худлитовской "Библиотеки Всемирной литературы", вернее, целой флотилии ковчегов, вынесших читателю десятки неизвестных или полузабытых имен…
Но тут уже предыстория кончается, и начинается история, которую всякий читатель может проследить по доступным книгам и антологиям. Напомним лишь, что Уильяма Йейтса, как и многих других англоязычных, заново «открывал» Андрей Сергеев, давший целый ряд прекрасных, убедительных переводов ирландского поэта: "Тот, кто мечтал о волшебной стране", "Песнь Рыжего Ханрахана об Ирландии", "Пасха 1916 года", "Пустынник Рибх о недостаточности христианской любви" и другие — всего около пятнадцати стихотворений. Очень долго, чуть ли не двадцать лет, готовилось издание в серии "Литературные памятники", вышедшее лишь в 1996 году. В 1999 году издательство «Симпозиум» напечатало составленный мной том избранного под названием "Роза и башня", куда вошли, наряду со стихами, драматургия Йейтса, его проза, мемуары и эссеистика. Ряд стихов из этой книги даются здесь в исправленном виде, добавлены и совсем новые, неопубликованные переводы.
Григорий Кружков, 2001
1Между прочим, знаменитую концовку этого стихотворения "The silver apples of the moon, / The golden apples of the sun" — я перевел с ходу еще двадцать лет назад, но лишь теперь мне удалось удовлетворительно перевести начало. Это случилось не раньше, чем я заметил в слове «hazel» (орешник) в первой строке прячущееся слово «haze» — дымка, туман, мгла.
2Подробней эта тема разбирается в моих статьях "Загадка Замиу", Предлог, № 2, (2000); "Йейтс и Россия. К предыстории знакомства", Известия А Н, серия ОЛЯ, № 2 (2000).
"ПЕРЕКРЕСТКИ" (1889)
Песня счастливого пастуха
В лесах Аркадских — тишина,
Не водят нимфы круг веселый;
Мир выбросил игрушки сна,
Чтоб забавляться Правдой голой, -
Но и она теперь скучна.
Увы, пресыщенные дети!
Все быстротечно в этом свете:
Ужасным вихрем сметены,
Летят под дудку сатаны
Державы, скиптры, листья, лики…
Уносятся мелькнув едва;
Надежны лишь одни слова.
Где ныне древние владыки,
Бранелюбивые мужи,
Где грозные цари — скажи?
Их слава стала только словом,
О ней твердят учителя
Своим питомцам бестолковым…
А может, и сама Земля
В звенящей пустоте Вселенной -
Лишь слово, лишь внезапный крик,
Смутивший на короткий миг
Ее покой самозабвенный?
Итак, на древность не молись,
В пыли лежат ее свершенья;
За истиною не гонись -
Непрочно это утешенье;
Верь только в сердце и в судьбу
И звездочетам не завидуй,
Следящим в хитрую трубу
За ускользающей планидой.
Нетрудно звезды перечесть
(И в этом утешенье есть),
Но звездочетов ты не слушай,
Не верь в ученые слова:
Холодный, звездный яд их души
Разъел, и правда их — мертва.
Ступай к рокочущему морю
И там ракушку подбери
С изнанкой розовей зари -
И всю свою печаль, все горе
Ей шепотом проговори -
И погоди одно мгновенье:
Печальный отклик прозвучит
В ответ, и скорбь твою смягчит
Жемчужное, живое пенье,
Утешит с нежностью сестры:
Одни слова еще добры,
И только в песне — утешенье.
А мне пора; там, где нарцисс,
Грустя, склоняет венчик вниз,
Могила есть в глуши дубравной;
Туда мне надо поспешить,
Чтоб песенками рассмешить
Хоть на часок беднягу фавна.
Давно уже он в землю лег,
А все мне чудится: гуляет
Он в этих рощах, — на лужок,
Промокший от росы, ступает
И распустившийся цветок
С ужимкой важной обоняет
И слышит звонкий мой рожок…
О снов таинственный исток!
И это всё — твое владенье.
Возьми, я для тебя сберег
Из мака сонного венок:
Есть и в мечтаньях утешенье.
ПЛАЩ, КОРАБЛЬ И БАШМАЧКИ
"Кому такой красивый плащ?"
"Я сшил его Печали.
Чтоб был он виден издали
И восхищаться все могли
Одеждами Печали".
"А парус ладишь для чего?"
"Для корабля Печали.
Чтоб, крыльев чаячьих белей,
Скитался он среди морей
Под парусом Печали".
"А войлочные башмачки?"
"Они для ног Печали.
Чтоб были тихи и легки
Неуловимые шаги
Подкравшейся Печали".
ИНДУС О БОГЕ
Я брел под влажною листвой вдоль берега реки,
Закат мне голову кружил, вздыхали тростники,