Переворот (сборник)
Шрифт:
— Вот и расскажите.
— Я уже рассказывал.
— А вы еще раз. Будто со стороны. Итак, на что бы вы обратили внимание?
— На что ни обращай, — сказал Краснов, — все в нашу пользу.
Капитан словно не обратил внимания на эти слова.
— Прежде всего, — начал Лоза, — у «духов» внезапности не получилось. Третий пост — рядовой Карыпкулов — усек их приближение задолго до подхода к зоне огня.
— Вот-вот, — заметил капитан. — Тут что-то есть. А что? Преднамеренность или ошибка? Ведь по условиям местности
— Скорее всего, небрежность, — Краснов уверенно поддерживал товарища. — Ведь уже решили: банда дикая. Местности не знают. Днем рекогносцировки не сделали…
— Слушайте, Краснов, — сказал капитан и иронически улыбнулся, — вы в торговле не работали? Там все нарушения стараются объяснить небрежностью. Уворуют товаров на сто тысяч, а объясняют небрежностью.
— Виноват, товарищ капитан, — столь же иронично согласился Краснов. — Будем считать, что выдали они себя намеренно. Но для чего? Чтобы их положили? Хорош расчет!
— А вы их положили? — спросил капитан. — Хоть одного? Огня было много. Это верно. Шумели. Стреляли. А потерь у «духов» нет. Это что? Случайность или результат их тактики?
Офицеры молчали.
— Лоза, как действовали вы?
— Получил оповещение с поста. По тревоге поднял два взвода. Они скрытно заняли позицию. Дали огонька по моей команде. Врезали…
— Допустим, врезали. Что из этого можно извлечь?
— Нам?
— Нет, «духам». Если предположить, что они за всем внимательно наблюдали.
— Просто поймут, что мы сработали оперативно, — Краснов упорно оборонял занятую лейтенантами позицию. — Не чикались ни минуты. И так будет всегда.
— Это верно, — согласился капитан. — Но, с другой стороны, им могло стать ясно, что по тревоге при нападении с фронта мы других участков не усиливаем. Пребываем, так сказать, в полном спокойствии за свой тыл.
— Ну, — возразил Лоза, — такой вывод делай не делай — он ничего не даст… Другие участки нам прикрыл аллах своим старанием.
— Тем более странно. Если деяния аллаха дошли до нас с вами, то о них знают «духи». Так почему же они полезли открыто? Это ведь заведомо дохлое дело. Идти в лоб с успехом — задача тугая. И все же они полезли. Почему? На кой ляд им это понадобилось?
Беспокойная мысль так крепко зацепила капитана, что, не находя ответа, который бы его удовлетворил, он не хотел оставлять дело недодуманным до конца.
— Товарищ капитан, — стоял на своем Лоза, — разве важна посылка? Важен результат.
— Одна удача вам уже и мир заслонила, — сказал Курков. — И думать ни над чем не хочется. Между прочим, как мне сказали соседи в кишлаке, одна палка дураков охаживает дважды. Мне бы на себе эту мудрость проверять не хотелось. Потому давайте думать.
— Что вас смущает? — стал сдавать позицию Краснов, в конце концов проникаясь заботами ротного. — Лично я ничего тревожного не заметил. Обычный налет.
— Обычный, говоришь? А в какой мере обычный? Такие здесь случаются раз в месяц или чаще? Видишь, уже одно то, что налет первый за долгое время, не позволяет считать его обычным.
— Я служил на Саланге, — сказал прапорщик Зозуля, плотный, краснолицый — ущипни за щеку, кровь брызнет, — там такой налет — семечки. Его бы даже в донесение не включили. Ну, подбежали, постреляли и смылись. Ни потерь, ни убытка. Так себе…
— А я бы, — сказал капитан, выслушав всех, — знаете для чего такой налет мог сделать? Если нас и «духов» поменять местами?
— Ну? — сказал Краснов.
— Баранки гну, лейтенант. Удивительно, как это училище не выбило из вас школярских привычек?
— Виноват, — извинился лейтенант угрюмо. — Только, если честно, не понимаю, что вас в этом случае беспокоит? Поделитесь, если что-то знаете.
— Я ничего не знаю. Ничего. Но размышляю. Если дело в случайности — наше счастье. А если оно не в случае? Тогда в чем? Допустим, что действия банды строго координированы. Что есть голова, которая замыслила нечто сложное. Можно понять, что именно?
— Разве поймешь? — спросил прапорщик Зозуля сочувственно. Рассуждения ротного казались ему чем-то вроде мудрствования лейтенантов, которые расставляли шахматы и, не трогая фигур, философствовали: «А если коня с с4 на е5? Нет, лучше на а2». И это в то время, когда без очков было видно, что конем пора рубить пешку, стоявшую на черном поле первой вертикали. Раз! — и срезал. Нечего чикаться!
— Понять можно, Сергей Сергеевич. К примеру, я бы такой налет запланировал, если бы желал успокоить гарнизон охраны. Видите, мол, как вы надежно сидите на пупке. Какие волки на вас бросились, а даже на дистанцию атаки не смогли выйти. Если так, то зачем им нас успокаивать? Не собираются ли пощупать всерьез? И не в лоб, а с других направлений? С тех, на которые мы ноль внимания.
— Почему ноль? — спросил Лоза обиженно. — Мы на все стороны поглядываем. Даже со стороны обрыва пост имеем. Вроде оттуда можно что-то сделать.
— А по-моему, — высказал мнение прапорщик, — очень уж сложный ход вы предположили, товарищ капитан. «Духи» проще работают. Без фокусов.
— Знаете, Зозуля, в чем наша беда? Ваша, моя, короче, наша общая?
— В чем?
— Грамотные мы очень. Так уж воспитаны, что ответ имеем еще до того, как нам вопрос задан. Судья начинает процесс, а сам порой уже знает, каким будет приговор. Ему сверху на ушко шепнули. Вызывали товарища на партийное бюро, а командир уже подсказал — надо наказать построже. И мы были убеждены, что именно так должно быть.