Переворот.ru
Шрифт:
Эдик изобразил на лице полное отупение.
— Минут десять до меня доходило, что же произошло. Полкан еле втолковал, что мы все отличники службы, что ждёт нас награда, га-га! в виде прощения прошлых грехов, потому что не лопухнулись и взяли учебного террориста, запущенного ФСБ.
— Он сам в это верит?
Эдик пожал плечами.
— Не знаю. Он начальник, у него мозги иначе устроены.
— А ты веришь?
Эдик хмыкнул.
— Верил. Когда я в машине с ней ехал, верил так, аж был мокрый от страха. Шутка ли, рядом с живым фугасом сидеть! Прикинь, девка в ногах
— Между прочим, я ей руку тоже от страха перебил.
— О! Можешь забыть, — отмахнулся Эдик. — Ей, пока прессовали, что только чего не переломали и не отбили. Партизанка, едрёна мать…
— Было все по-взрослому, а получилось — игра. Не нравится мне это.
— Гром, мне не нравится, что мы вообще ни с чем остались. Бабу увезли, девку увезли, наркоту забрали. Сказали, что она тоже типа «учебной», как тротиловые шашки в жилете.
— А что братья Ахундовы в ЦРУ служат, не сказали? — мрачно усмехнулся Громов.
Эдик хихикнул.
— Чего не было, того не было. Врать не буду. Сам я, как понимаешь, с глупыми вопросами лезть не стал.
Громов посмотрел в зарешеченное окно. Серо и тускло. Хоть вой.
Встал из-за стола. Вытянулся до хруста. Покачал головой, разминая шею.
— Пойдём, Эдька, отольём.
— Чего?
— В сортир, говорю, надо!
Чтобы выйти из узкого кабинета без проблем пришлось бы сгонять Эдика со стола. Тот спрыгнул сам. Громову осталось только подтолкнуть несообразительного соседа к дверям.
— Не тупи! — шепнул Громов.
Эдик быстро сориентировался, заговорщицки подмигнул, и первым шагнул через порог.
В коридоре подслушивающей аппаратуры, скорее всего, не было. А в кабинете, скорее всего, да. Если не сунули «жучков», то снять звуковые колебания с оконного стекла — дело техники.
Пропустив мимо сержанта, ведущего под руки двух вьетнамцев, Громов и Эдик пристроились следом.
— Бабу «расколоть» успели? — уголком рта прошептал Громов.
— Ещё как! Но протокол…
— Догадываюсь. — Громов сам уже сдал под роспись свою папку серой личности в штатском, поджидавшей его в дежурной части. — Ты мой диктофон куда дел?
Эдик сбился с шага. Громов подхватил его под локоть, крепко сжал пальцы.
— Эд, у тебя хватило ума, не ляпнуть, что мы вели запись на рынке?
— Что я, идиот?
Громов остановился. Наклонился и прошептал в ухо Эдику.
— А ума хватило нажать на кнопочку, когда баба «раскололась»?
По глазам понял, запись допроса у Эдика есть.
Он протянул широкую, как лопата, ладонь.
— Я диктофон в сейфе оставил, — заторможено произнёс Эдик.
Громов уронил руку.
— Твою бабушку… Ты бы его лучше прямиком в спецуру сдал, идиот!
При упоминании службы внутренней безопасности, под которой, как ацтеки под своим кровожадным богом, ходили все, Эдик слегка побледнел.
Громов развернулся и зашагал назад к кабинету. Не оглядывался, знал, что Эдик семенит следом.
Оперативная
Стенограмма допроса задержанного
(фрагмент)
Вопрос: Для кого покупала наркотики?
Ответ: Рустам приказал. Сказал, должно хватить на пять дней. В группе десять человек «сидят на игле». И девкам тоже надо колоть по два «чека» в сутки.
Вопрос: Каким девкам?
Ответ: Они себя взорвут.
Вопрос: Сколько их?
Ответ: Я знаю четырёх. Лиля у вас. Остальных не найдёте.
Вопрос: Где их искать?
Ответ: Скоро увидите. «Норд — Ост» вам сказкой покажется!
Вопрос: Рустам готовит захват здания? Где, какого, когда?
Ответ: Только он это знает.
«Д» — 1
14:42 (в.м.)
Волкодав
Бронзовый Путин стоически переносил газовую атаку с иронической полуулыбкой на тонких губах. Сизый дым стекал по острому лицу, клубился вокруг покатых плеч. В глубоких выемках глаз не было ни проблеска эмоций. Так полководцы смотрят на последние судороги агонии разбитой в пух и прах армии. Или маленькие божки диких племён вкушают дым жертвоприношений.
Окуривать сигаретным дымом бюстик непьющего и некурящего президента было для Громова тайным извращением. Пагубной страсти он предавался публично, потому что никому в голову не могло прийти, куда именно метит задумчиво дымящий опер. Бюстик не бросался в глаза среди бумажного бардака, царящего на столе. Торчал из-за потрёпанного томика уголовного кодекса, как солдат, неосторожно поднявший голову над бруствером.
Бюстик, продукт державного кича, презентанул Боцман. Ни юмора, ни намёка, ни смысла подарка Громов не уловил. Верноподданнической любовной горячкой, поразившей чиновный люд, и дошедшей до клинической формы у силовиков, Громов абсолютно не страдал. Но и спрятать с глаз долой истуканчика как-то не поднялась рука. Со временем привык к следящему взгляду глаз-дырочек. И даже обнаружил, что именно этот не отпускающий взгляд не даёт расслабиться, а бронзово спокойный лик нейтрализует стресс от постоянного лицезрения Эдика, занимающего противоположный стол.
Громов включил перемотку записи и вытащил из уха бубочку наушника.
Большую часть звуков на плёнке составляло то, что именуется «недозволенными методами ведения следствия». Сам Громов задержанных никогда не бил. Брезговал, считал ниже своего достоинства, и главное — просто боялся сгоряча убить. Но на «прессовках» присутствовать приходилось. Куда от этого денешься. Всё равно, что пройти по грязи, не замарав ног.
Если судить по интенсивности ударов, сопению оперов и надсадным всхлипам, метелили они бабу так, что живого места не осталось. Показания задержанная давала мёртвым от боли голосом, шамкая разбитыми губами, то и дело срываясь на крик. В стенограмме этого не передать, но слышать без омерзения было трудно.