Переворот.ru
Шрифт:
— Полкан прав. Пусть докажет, что ему по-людски жить хочется. Пропишется со скандалом, лишний раз подумает, прежде чем опять на нары отправляться.
— Я полностью с Полканом солидарен, — легко согласился Костя. — А бомжа мне сосватал Исаак Альбертович в качестве акта благотворительности. Два дела бесплатно в месяц, как налоги заплатить.
— Ты на Альбертовича работаешь? — с подозрением спросил Громов.
— Я, Вовка, работаю на себя. При фирме Исаака Альбертовича. И учусь у него, считай, бесплатно. Он же опером был при Брежневе, прокурором при Андропове
— Опыт… Слышал, как Арнольдыч Курицына в суде опустил? Бедный Курицын чуть яйцо сам себе не снёс!
— Ха! Спешу заметить, Вовка, я тоже по этому делу потерпевший. Я этому старому лису бутылку шотландского вискаря проспорил. Никто не верил, что он оправдательного решения для пацана добьётся. Пришлось нам в складчину ребе Исааку «поляну накрывать».
— Мне бы ваши забавы! — проворчал Громов. — К Курицыну теперь на сивой кобыле не подъедешь. Так распереживался, что грозил устроить проверку на законность задержания. Оно нам надо, особенно сейчас?
Костя оглянулся через плечо. Девушки уже ушли, старшина впал в послеобеденную медитацию.
— Слушай, а что у вас тут за аврал? Не предбанник, а филиал Тбилиси.
Громов скривился.
— А, дурдом… Главк с перепугу дал команду облаву на рынке устроить. ОМОН нахватал столько, что пришлось по трём отделениям развозить. Нам аж два автобуса «черноты» сгрузили. Фильтровать и паковать этот табор до утра, минимум. Половина с «липовой пропиской», сам понимаешь. Половину на причастность к криминалу можно не проверять, по роже все видно.
— И с какого дуба такая радость упала?
— Говорю же, дурдом.
Громов не стал пояснять, что начальство в полном составе экстренно вызвали в Главк, «делиться передовым опытом в борьбе с терроризмом», как глумливо пошутил Боцман, и спустя час «сверху» пришла команда зачистить рынок. Громов так и не решил для себя, то ли облава стала логическим продолжением «учений», то ли истерической реакцией в условиях полной неопределённости. Радовало только одно, всем, кто считал рынок своей независимой территорией, сейчас было не до смеха. А кое-кому по итогам фильтрации небо станет в клеточку.
— А ты в этом празднике законности и правопорядка не участвуешь? — как-то вскользь поинтересовался Костя.
Громов пристально посмотрел ему в глаза.
— Я сегодня по личному плану работаю, — ответил он.
Костя пробарабанил ухоженными пальцами по столешнице.
— А не купить ли мне компотику? — неожиданно оживился Костя — Компот у вас тут вкусный, а?
Он пошёл к кассе, оставив после себя аромат дорого парфюма.
Громов нахмурился и отодвинул от себя тарелку.
С Костей он прослужил в розыске три года. Громов был на курс старше, к приходу Кости в отдел успел пообтереться и пройти первые жестокие уроки службы. Костя не без труда вписался в коллектив оперов, сказывалась врождённая интеллигентность, потом, не без поддержки Громова, все пришло в норму. А на третий год Костя сломался.
Пьют в милиции не больше, чем в других местах. Только, в отличие от пьянства
Никто не знает, когда дежурно выпитые сто грамм превысят токсодозу, и человек превратиться в плохо выдрессированное животное. Но это неминуемо происходит с каждым. Рано или поздно. И не понять, что лучше: сломаться в самом начале или спустя годы безупречной службы вдруг осознать, что ты уже — ничтожество в кителе.
Костя Зенькович сломался разом, страшно. Все уже стали привыкать, что Костя приобрёл дурацкую манеру вдруг замолкать посреди пьянки, откидываться на стуле, блукать разъезжающимися глазами по сторонам, с идиотской улыбочкой на дряблых губах, а потом без слов окунуться лицом в стол. Засыпал мгновенно и мертво. Выносить приходилось под ручки. Костя болтал головой и плевался неразборчивыми словами. Утром, смущаясь, терпел подколки товарищей, укорявших, что вчера он опять «ушёл по-английски», не прощаясь и не выпив «на посошок».
Тем памятным вечером Костя «ушёл в астрал» раньше обычного. Ломать застолье из-за павшего товарища никто не захотел, а вид уткнувшегося лицом в скатерть посетителя стол не украшал и вызывал недовольство халдеев и посетителей. Громов, уже известный всему «дну» правоохранительного сообщества Москвы своей принципиальной трезвостью, на пьянке присутствовал чисто за компанию — обмывали первенца Боцмана, не пойти просто не мог. Без голосования решили, что тащить на воздух Костю сподручнее самому здоровому и непьющему.
Холодный ночной ветер окончательно снёс Косте голову. Что за химическая реакция прошла в его организме от избытка кислорода, пусть гадают врачи, но внешне все выглядели жутко отвратительно. Классическая «белая горячка».
Костя неожиданно вырвался, с диким ором припустил по улочке, сиганул во дворы. Громов обнаружил его через десять минут. Костя сосредоточенно избивал полудохлый «запорожец». Пинал и молотил кулаками в полную силу и при этом орал на весь двор:
— Что буркалы выпучил, а? Ещё в молчанку играть будешь?! Колись, сука, пока печень не отбил!
Громов развернул Костю к себе лицом. Заглянул в белые безумные глаза. И молча вырубил коротким хуком в живот. Отшвырнул на капот. Успел выкурить полсигареты, пока Костя, захлёбываясь, исторгал из себя на невинный «запорожец» все, что успел съесть и выпить за день.
Утром Костя очнулся в квартире Громова. Жалким, помятым и напрочь ничего не помнящим.
Громов сунул ему под нос кружку с горячим кофе. Дождался, пока Костя не сделает первый жадный глоток, и произнёс, словно бросая тяжёлые булыжники в воду: