Перевозбуждение примитивной личности
Шрифт:
– Нет, нет, не нужно. Я подумаю, Тося. Ты только скажи, родители живы?
– Живы, слава богу! И Маруся при них!
– С ума сойти! Ой, Тоська… Кажется, я все-таки приеду!
– Умница, Динка, я в тебе не сомневалась, хоть ты и сволочь хорошая, пропала на столько лет! Подруга называется!
– Тоська, а как ты меня нашла?
– Долго рассказывать! Много интересного о тебе на этом пути узнала, но имей в виду – ни одному слову не поверила!
– Все понятно, занималась арахнологией!
– Точно! Они там как пауки в банке, очень точно сказала. Ой, Динка, а мы по-прежнему понимаем друг друга с полуслова… Динка, ты только скажи, тебе есть где остановиться в Москве? Я так поняла, ты с отцом отношений
– Нет, но это неважно, я остановлюсь в гостинице, сейчас это, говорят, уже не проблема?
– Нет, ты только скажи, какую гостиницу тебе заказать?
– Нет, нет, я сама… Посмотрю по Интернету, созвонюсь…
– Слушай, а может, не надо в гостиницу, приезжай прямо ко мне, я сейчас одна…
– Спасибо, Тоська, но я лучше в гостинице, мне так проще.
– Дело твое. Но на дачу к нам ты поедешь.
– У вас все та же дача?
– Конечно, только кругом ничего не узнать. Ой, Динка, приезжай! Точное число я сообщу тебе на той неделе. Но это будет либо седьмое, либо восьмое июня, так что можешь заказывать билет… Динка, приезжай на подольше, так, чтобы после встречи еще побыть в Москве, пообщаться…
– Я тебе позвоню!
– Не вздумай отказаться! Это будет большое свинство! Ты помнишь Костю Иванишина?
– Конечно! Он был в меня жутко влюблен!
– А ты мучила бедного мальчика! Он, между прочим, у нас сейчас такая звезда, закачаешься!
– Звезда? В какой области? – крайне удивилась я.
– Актер! Знаменитость, пол-Москвы по нему сохнет, красавец стал… и между прочим, когда я ему позвонила, первое, что он спросил: «А Шадрина будет?» Так что имеешь шанс! И вся Москва лопнет от зависти!
– Ты же говорила про пол-Москвы! – засмеялась я.
– Ну правильно, все московские бабы это и есть пол-Москвы!
Я уже задыхалась от волнения и от жуткого желания очутиться в городе моего детства.
– Ты Москву не узнаешь! Ну так что, я могу пообещать Косте встречу с первой любовью?
– Да!
Так вот что означал этот сон – возвращение к истокам, к детству, юности… И хотя до назначенной даты оставалось еще полтора месяца, я вдруг внутренне заметалась… Ну, в университете я все улажу, поменяюсь с Йоном и дней десять смогу выкроить. Десяти дней вполне достаточно… Но с кем я оставлю зверье? Женщина, которая обычно с ними оставалась, на днях перенесла тяжелую операцию и вряд ли до тех пор поправится. Додик может не согласиться… Хотя почему? Он же свободный художник, какая ему разница, где ночевать? Пусть приводит сюда своих баб, мне не жалко. Сегодня же поговорю с ним… А если не выйдет, обращусь к студентам, может, кто-то и согласится… Короче, времени на устройство достаточно. На самый худой конец, отдам их в звериный пансион. Хотя жалко, я один раз пробовала… Им там явно не понравилось, ничего, устроюсь как-нибудь.
Что это со мной? Ностальгия? Я всегда считала себя свободной от этого типично русского недуга… Очевидно, нельзя считать себя свободной ни от какого недуга, вот разве что простатит мне не угрожает и какие там еще есть типично мужские болезни. А все остальное, что случается с людьми, может случиться и со мной… Мне вдруг стало неуютно. И хотя на здоровье я до сих пор не жаловалась, но все-таки уже сорок два… И чтобы не думать о болезнях, я полезла в Интернет, узнать все о московских гостиницах. Ненавижу жить в чужих домах, приноравливаться к чужому образу жизни и вынуждать людей считаться с моими привычками, как бы скромны они ни были. Поэтому люблю гостиницы. Может быть, остановиться в «Национале», если он еще существует? Да, существует. Когда-то в детстве я часто бывала с родителями в кафе «Националь», позже мы ходили в ресторан «Националь» с Андреем Георгиевичем, и я всегда мечтала пожить в этой гостинице. Вот теперь я могу осуществить свою детскую мечту.
Андрей Георгиевич, Андрюша… Интересно, он жив еще? С ним я точно не хочу встречаться, он, наверное, совсем старик уже, ровесник папы. Моя первая любовь. Мне было шестнадцать, ему почти сорок… Я умирала от любви к нему. Дура, идиотка! Самонадеянная кретинка, мне казалось: если я, такая юная, подарила себя и свою любовь такому пожилому человеку, то он должен меня боготворить до самой смерти… А он и не собирался. Он был очаровательный, легкомысленный, сексапильный, и я вовсе не стала его роковой страстью… Просто хорошенькая, молоденькая влюбленная идиотка, которая довольно быстро ему надоела своими претензиями на великую любовь. Тьфу, стыдно вспоминать! Но как я страдала, хотела даже с собой покончить, более того, попыталась. Вычитала в каких-то театральных мемуарах, что в начале двадцатого века некая девица, безнадежно влюбленная в блестящего офицера, вышла в мороз в одном платье и долго гуляла у него под окнами. Разумеется, простудилась и умерла от пневмонии. Мне эта история показалась невероятно красивой, и я тоже вышла на улицу в легком платье, ночью… Но то ли морозы в начале века были сильнее, то ли девушка была слабее меня здоровьем, но у меня даже насморка не случилось. Конечно, я справилась со своим горем, ведь это было уже не первое горе в моей короткой жизни. Сначала отец ушел от мамы, ушел к молодой девушке, которая вскоре родила ему девочку, не прожившую и неделю. Потом тяжело заболела мама и, проболев полгода, умерла, а я осталась одна. Отец, конечно, взял меня к себе, и я даже сумела подружиться с его новой женой. Ее звали Варя, она была милая, добрая, да еще и бабушка всячески старалась нас сдружить. Но спустя года полтора отец ушел от Вари, у него опять закрутился бешеный роман и было совсем не до меня, а бабушка почему-то прониклась острой приязнью к новой даме отца… Для нее вообще не было в жизни ничего важнее прихотей любимого сына, даже внучка была на десятом месте, тем более что бабушка и сама еще работала в полную силу, так что к девятнадцати годам, когда я уехала из Союза, я успела много чего нахлебаться. И сейчас в Москве у меня есть сестра, которую я никогда даже не видела, знаю только, что ей двадцать лет и зовут ее Нелли.
Ах, как я не люблю вспоминать! А тут нахлынуло…
Короче говоря, когда позвонил Додик, я воскликнула:
– Ты хотел где-нибудь поужинать? Я с удовольствием! Не заезжай за мной, я сама приеду, где мы встретимся?
– Динка, что с тобой случилось?
– Расскажу при встрече!
– Ты меня пугаешь! В чем дело?
– Ни в чем, просто нервы…
– А, ну если нервы…
Мы договорились встретиться в маленьком деревенском ресторанчике на полпути из моего бельгийского Маасмехелена до его голландского Маастрихта.
– Ну и что стряслось? – спросил Додик при виде меня. – Какие-то неприятности от Тоси Бах?
Вот за что люблю Додика – он понимает меня почти без слов, как, впрочем, и я его.
– Это не неприятности, отнюдь… – я все ему рассказала.
– Ну, судя по смятению в глазах, ты собираешься ехать, и мне придется стать смотрителем в зверинце? – обреченно произнес он.
– Додька, я тебя обожаю!
– Ты не одинока в своем обожании, – пожал плечами старый друг.
– Не ври, мне же от тебя при этом ничего не надо, кроме дружбы.
– Это-то как раз и прискорбно.
– Перетопчешься.
– Приходится. А зря. Я был бы прекрасным любовником.
– Успокойся, мне такой любовник совершенно не нужен.
Подобные разговоры возникали у нас довольно часто, но, собственно, ничего не значили – так, болтовня…
– Смотри-ка, как тебя разбередило, – заметил Додик к концу ужина. – У тебя там что, какие-то амуры были в классе?
– Господи, что ты все сводишь к амурам? В классе не было амуров, а вот в Москве…