Переяславская Рада (Том 1)
Шрифт:
Пятое: в городе Киеве и в прочих украинских городах иезуиты и монахи римской религии, как и раньше никогда не бывало, так и теперь, не могут иметь ни от кого пожертвований, ибо через монахов начинаются в религии несогласия и нарушения спокойствия.
Шестое: и если по сеймовым постановлениям, старым и новым, были убиты безневинные люди, отобраны в разных местах вольности, дома розданы, как выморочное имущество – все такие постановления и утеснения должны быть отменены, церкви, вольности, права и дома во всех городах, как в Короне, так и в Великом
Седьмое: за всякие вещи же из костелов и церквей, забранные казаками во время военных действий и найденные у кого-нибудь, никто никого никаким способом не может тревожить и бесчестить, а кому они за то время достались от казаков, у того и остаются.
Восьмое: православное духовенство должно иметь такие же права в Польше, как и духовенство римское. Митрополит киевский с двумя архиереями должны иметь места в сенате наравне с католическими епископами.
Девятое: на все, что сталось в 1648 – 1649 годах, должна быть полная амнистия.
Десятое: войско коронное, до полного успокоения в этом крае, не должно становиться на постой, дабы не нарушить тем твердых намерений установить спокойствие..."
Федор Свечка устало опустил руку. Немая боль свела плечо.
– Что, утомился? – спросил Хмельницкий. – Это тебе не про отважные поединки писать. Верно, не такой летописи хотелось бы тебе, отроче? Что ж, и я о другом думал. Иди, отдыхай, скоро рассветет.
Свечка поклонился гетману и вышел. Хмельницкий нагнулся над исписанными листами пергамента. Внимательно перечитывал каждую строку.
Острое недовольство нарастало в нем. Сам себя успокаивал: чем недоволен?
Разве под Желтыми Водами мог о таком помышлять? Однако приходилось признать, что условия, предложенные им, только ограничивают права короля и шляхты, но не отменяют их.
На рассвете Хмельницкий призвал к себе Выговского, Капусту и Мужиловского. Прочитал им пункты, которых они должны были держаться при переговорах. Они выслушали не перебивая. Окончив читать, спросил:
– Теперь как?
– Думаю, что число реестровых придется обусловить, – заметил Выговский.
– Такой мысли и я, – подхватил Мужиловский. Капуста молчал, ожидая, что скажет Хмельницкий.
Гетман не согласился:
– О реестрах сами не заговаривайте и всячески от того уклоняйтесь, а будут настаивать – скажите: это позднее обусловлено будет...
На том и порешили.
Днем состоялась первая встреча гетманского посольства с канцлером Оссолинским. Встреча состоялась в лесу под Зборовом. Обе делегации прибыли в сопровождении многочисленной охраны. Выговский прочитал условия гетмана, на которых он соглашался заключить мир с королем. Оссолинский, выслушав, сказал:
– Я должен показать пункты его величеству королю, один решить ничего не могу.
– Тогда о чем же нам с тобой говорить? – пожал плечами Мужиловский.
Оссолинский вспыхнул:
– Пункты написаны не в духе обращения подданного к своему вельможному королю, и гетман
– Тогда другой речи не ждите от нас, – твердо сказал Мужиловский.
– Хан иначе думает, – вызывающе произнес канцлер.
– Хан уйдет, а мы останемся соседями, – сказал Лаврин Капуста, – пан канцлер не должен забывать это.
– К чему спорить? – вмешался Выговский. – Пан канцлер своим светлым разумом все взвесит и все обсудит. Дадим время пану канцлеру, и я верю, что мы придем к согласию.
– Пан генеральный писарь разумно сказал, – согласился польщенный Оссолинский.
Так и закончилась на этом беседа. Послы разъехались. Капуста укоризненно заметил Выговскому:
– Зря, Иван, ты перед ним так рассыпался. Привык панам зад лизать.
Выговский схватился за саблю.
– Прекратите! – сурово вмешался Мужиловский. – Нашли время для ссоры!
Опомнитесь.
Выговский погнал коня вперед. Капуста плюнул на дорогу.
– Так и стелется наш генеральный писарь панам под ноги. Не могу того спокойно видеть.
Глава 21
...Пришлось уступить. Дальнейшие встречи гетманских послов с канцлером Оссолинским, как и встреча самого гетмана с канцлером, показали, что все пункты мирного договора, предложенные Хмельницким, неприемлемы для шляхты.
Сталось так, что Выговский умело отстранил всех и теперь только он один вел переговоры. Совещался с гетманом, ездил к Оссолинскому, сыпал остротами и шутками, одним словом, чувствовал себя как рыба в воде.
Хмельницкий понял: надо пойти на уступки канцлеру в ограничении реестра. Накануне составления окончательного варианта договора Выговский пришел к гетману в шатер среди ночи, вместе с полковниками Гладким и Громыкой.
Гетман спал или делал вид, что спит. Он лежал на ковре, накрывшись плащом, закрыв лицо рукой и не откликался на заискивающий голос Выговского. Только когда в шатер вошел есаул Лисовец и доложил, что приехал ханский визирь Сефер-Кази, гетман поднялся, плеснул в лицо воды, которую налил ему на руки джура, утерся рушником и надел кунтуш. Из-под набрякших век недобрыми огоньками светились глаза, черная обкуренная трубка дрожала в зубах. Казалось, вот-вот перекусит ее. Так он и не проронил ни слова, пока в шатер не вошел Сефер-Кази.
Поклонившись, словно не было ссоры, словно не он, Хмельницкий, грозил стереть с лица земли Бахчисарай, гетман хрипло сказал:
– Может, что лишнее было вчера, великий визирь, – то от Бахуса.
Прости.
Визирь любезно развел руками. Пустое! О чем говорить? Были друзьями, такими и будут. Только напрасно гетман так настаивает на неограниченных реестрах. Ведь и полковники не все так думают. Разве не лучше, чтобы число реестровых было точно обозначено? О чем он заботится? Чем меньше реестр, тем лучше для края, а понадобится, – снова всех казаками сделает.