Сейчас, наверное, на югецветут весенние сады.А мы на малой речке Югедо чистой дожили воды.Всю ночь встревоженно и громко,пока совсем не рассвело,под синей грудою обломковрека дышала тяжело.Но, как от вынужденной ноши,освободившись ото льда,лишь блестки солнечных горошинколышет светлая вода.Над берегов высокой кручейпростор такой голубизны,что видишь в нем счастливый случай,удачу северной весны.И слышно с этого откоса,как бродит молодость в кровии чайки, мчащиеся косо,кричат пронзительно:– Живи!
Поросль
Суходол, кустарники да кочки,крупная, как ягоды, роса.Сосны, оперенные подсочкой,медленно уходят в небеса.Утро разгорается несмело,только набирая синеву,и косые солнечные стрелыв мокрую вонзаются траву.Лес звенит скороговоркой птичьей,где-то в травах булькает ручей.Лишь стволов дремотное величьене обеспокоено ничем.Сквозь труху распавшейся осины,росною обрызганный водой,жизни огонек неугасимыйпорослью пробился молодой.Елкой или робкою рябиной,клейкою березовой листвойтянется, вовек неистребимый,утверждая жизни торжество.Стоит повнимательней вглядетьсяне в стволов могучую красу,а вот в это тоненькое детствов вечно обновляемом лесу.
Летний дождь
С утра еще птицы об этом кричали,но туча, казалось, пройдет стороной.А он, осторожный и робкий вначале,обрушился ливня стеклянной стеной.И сразу запахло корою смолистой,еще не остывшей от солнца травой.А дождь нарастал, как рапсодия Листа,такой же стремительный, звонкий, прямой.С трудом изменяя характер строптивый,он медленно, словно огонь, затухал,возился в кустах придорожной крапивыи вновь тарахтел по глухим лопухам.С налета на брызги дробился о камень,рубил неповинные листья сплечаи вновь клокотал, и кипел под ногами,как будто земля для него горяча.И было такое желанье смешное:забыть обо всем, с чем сегодня знаком,разуться и узенькой тропкой лесною,как в детстве, по лужам бежать босиком.
Как приходит весна
К. Е. Якушевой
На маленький Юршинский остров,уставший от зимнего сна,всегда удивительно просто,бесшумно приходит весна.Сначала в условных приметах,не ясных другим иногда —в особенной резкости света,в росистой испарине льда.Всё больше небесных промоин,и вот, как предвестье чудес,над скованным Рыбинским моремотверзнется пропасть небестакой изумительной сини,что грудь для дыханья тесна.Забытою четкостью линийвпервые тревожит весна.А там, у истоков апреля,услышишь полдневной порой:работают дятлы-капелинад снежной непрочной корой.В предчувствии птичьих набеговв природе пойдет суета —ручьи шевельнутся под снегомс упрямой повадкой крота.И медленно, трудно, неспороснега отползают во рвы.На бурых горбах косогоровпрорежутся зубы травы.И темною, влажною ночью(наверно, их ветер принес),как пчелы – мохнатые почкиобсядут лозинки берез.Чтоб позже, в один из рассветов,для нас неприметно, тайком,подняться с насиженных ветокзеленым, крылатым листком.Тогда в перелесках знакомыхприходит бродяжничать срок,как рифму – по тем же законам —отыскивать первый цветок.Смотреть, как горит, не сгорая,заря над простором лесным,как листья налились до краязеленою кровью весны.
«Чернила – не кровь…»
Чернила – не кровь,а строка – не душа,но есть исключительный случай,когда замираешь,почти не дыша,в предчувствии редких созвучий.В такую минуту,над словом склонясьв сплошном отрицанье покоя,поймешь ты,что с временем держится связьодной, неизбежной строкою.Когда эту строчку ты всё же настиг,и ей уже некуда деться,то трудно понять,где кончается стихи где начинается сердце.
«Жухлый лист с оголенной крушины…»
Жухлый лист с оголенной крушиныв коченеющих пальцах зажав,ты увидишь – дожди потушилибеспокойный осенний пожар.И не то чтобы грусть или жалость —не могу равнодушно смотреть,как к садовой решетке прижаласьпалых листьев холодная медь.Это всё, что осталось от лета,зеленевшего только вчера.И печальную осень в букетысобирает, смеясь, детвора.Сад стоит, под ветрами и стужейпотемневший, сквозной и нагой.И мальчишка хрустящую лужус нетерпением тронет ногой.