Период распада
Шрифт:
— Наблюдаю попадание! Цель уничтожена!
— Подтверждаю, цель уничтожена!
Накпадон больше не стрелял, Сараф тоже поднялся выше — топлива у него пока хватало, и он собирался описывать в небе круги, пока сюда не подойдут более крупные силы. Силы уже шли с высоты, летчикам был виден пыльный хвост от движения колонны по дороге.
Абу совершил только одну ошибку — он испугался. Он испугался, проявил минутное, даже секундное малодушие, когда вертолет завис прямо над развалинами, он проявил малодушие, когда его никак нельзя было проявлять — и промахнулся, впустую истратив по Накпадону единственный выстрел, который у него был. Огненное копье пролетело у самой башни пулеметчика, обвешанной противокумулятивными решетками, но не задело ее и ушло дальше, а через пару секунд по зданию ударил длинной очередью пулемет, и Абу упал на пол, погребя под собой на беду оставшегося тут пацана и прикрывая его своим телом. Надо было бежать — но бежать уже было бессмысленно — вертолет найдет его и убьет. Перевалившись, он встал на колени, чтобы посмотреть в окно — и увидел зависший прямо над ними в вышине неба вертолет и вспышку заработавшего двигателя
— «Ля иляха илля-Ллаху, инна ли-ль-маути ля-сакяратин!» [80] — сказал Абу, успевший встать в полный рост, а через долю секунды термобарический снаряд влетел в окно и разорвался, стена ревущего пламени в мгновение сожгла и его, и оставшегося в здании пацана из Джибаль аль-Никба и разрушила весь дом, превратив его в груду строительного мусора, в памятник разгорающемуся на Ближнем Востоке пожару…
Тарик увидел это, когда был уже метрах в ста от дома. Он не спешил, потому что те, кто спешит — тех убивают, у него был прекрасный камуфляжный костюм, и невдалеке была нора, где можно было отлежаться. Он был уверен, что из-за всего произошедшего израильтяне не станут делать сплошную зачистку местности, у них просто не хватит на это возможностей. Он знал Абу как храброго воина Джихада, он слышал, с какими словами он проводил этим и остальных братьев, оставаясь на верную смерть, и он был уверен, что свою шахаду он принял как мужчина, с гордо поднятой головой.
80
«Нет Бога кроме Аллаха, воистину смерти предшествуют беды» — по преданию, это были последние слова Пророка Мохаммеда перед смертью.
— Инна ли-Лляхи ва инна иляй-хи раджигуна! [81] — фаталистически заметил снайпер и продолжил свой путь.
Боль вернулась первой. Боль и свет, режущий глаза свет, такой яркий, что хотелось крикнуть: «Больно!» Но губы не шевелились…
— Ховеш! Ховеш! [82] — закричал кто-то, и от крика этого рядовому Мише Солодкину стало еще больнее. — Он шевелился! Я видел, он шевелился!
— Отойдите все!
81
Воистине мы все принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!
82
Санитар!
Болью пронзило руки, он почувствовал, как его ощупывают.
— Держи! Держи не опускай! Носилки сюда! Быстрее, вашу мать!
Санитар, видимо, тоже был из русских — израильтяне слов «вашу мать» большей частью не знали.
Потом он почувствовал, как несколько рук взялись за него, подняли и переложили, он хотел спросить, жив ли Гилад, но не смог этого сделать, его язык просто не слушался его. А потом носилки подхватили и потащили навстречу реву и вою турбин и втащили его внутрь, и он почувствовал, как у него шумит в ушах — вертолет поднимался в воздух. Потом он снова провалился в бездонную пропасть тьмы.
22 мая 2015 года
Бывшая Украина
Севернее Донецка, UFOR FOB «Camp Strуїak»
Польская зона оккупации
US Military adviser 1 SFOD Delta Force captain Майк Бейкер
Капитан американской армии Майкл Бейкер в этот день находился довольно далеко от места своей постоянной дислокации, от Форта Брэгг. Нет, он находился не в Афганистане, не в Сомали, не в Йемене и не в Колумбии, как многие могли подумать. В этот пятничный, не по-весеннему жаркий день капитан Бейкер находился в корпусе подбитого русского танка Т-72, который в числе прочих находился на базе сил стабилизации севернее Донецка, это бывшая Украина. Танк этот отскоблили от гари, выкинули оттуда все ненужное и там, где должна была быть башня — приварили очень удобный люк. Вообще этот танк был предназначен для того, чтобы при минометном обстреле прятаться в него — но минометного обстрела не было, а капитан Бейкер все равно сидел в нем, пил минеральную воду из небольшой бутылки и думал о жизни. Ему нужно было немного времени, чтобы его никто не беспокоил, а поляки, которым он должен был советовать, фактически — командовать ими, исполняя функции штабного офицера, ответственного за противодиверсионные мероприятия, были очень навязчивы и плохо знали английский язык, хотя и старались. Поэтому, когда у капитана начинала болеть голова, он прятался сюда, чтобы остаться на некоторое время наедине с собой. Выросший на севере страны, в Миннесоте, он любил одиночество и умел его ценить.
Собственно говоря, его назначение сюда было своеобразным наказанием: какой-то штабной ублюдок неправильно оценил здесь степень опасности местного населения, и поэтому за службу здесь платили не три должностных оклада, как в Афганистане, — а два. С надбавками получалось неплохо — но два оклада это все-таки не три. Возможно, в его назначении сюда виноват был его неуживчивый характер — капитан не мог терпеть придурков из разных разведывательных органов, которых в последнее время расплодилось просто невероятное количество, которые тыкали ему пальцем в грудь и указывали, что нужно делать. Возможно — просто было некого отправлять в этот зеленый ад. Как бы то ни было — капитан прибыл сюда совсем недавно, когда снег уже сошел — а сейчас «пошла зеленка», и он кое-что в этой жизни понял. Он понял — что такое настоящий враг и какой страшной может быть война с опытным, беспощадным, равным тебе по подготовке врагом.
Миротворческая операция «Оливковая
Сейчас, по прошествии двух лет он уже не мог сказать точно, правильно ли они тогда поступили, дав России хорошую оплеуху, но не добив медведя до конца. Русские, как всегда, поняли все неправильно.
Эта миротворческая операция с самого начала пошла не так, и на данное время отличалась совершенно запредельным, немыслимым даже для Афганистана уровнем потерь. Если в Афганистане нормальными были потери два-три человека в день — то день, когда с бывшей Украины на родину отправлялось меньше пяти-семи гробов, был днем затишья. Нормально перекрыть огромную, проходящую в сельской часто лесистой местности границу с Россией и с диктаторской Беларусью не удавалось, несмотря на огромные деньги, потраченные на датчики и патрульные беспилотники. По всем центральным, восточным, южным и даже северным секторам контроля шныряли террористические группы русских, значительная часть местного населения оказывала им активную и пассивную поддержки. Сил польской и румынской армий не хватало для того, чтобы контролировать такую обширную территорию со сложным рельефом местности, со значительным количеством крупных городов, остальные страны Восточной Европы, такие как Болгария, Словакия и Чехия, либо прислали небольшие контингенты в самый спокойный, западный сектор, либо и вовсе отказались это сделать. Мало того, Венгрия, почувствовав запах наживы, потребовала у Румынии передать ей Трансильванию, потребовала она и часть территории Словакии. Пока дело вяло рассматривал Гаагский международный арбитраж, но та же Румыния вынуждена была держать на венгерском направлении значительные силы и без того не великой армии, опасаясь нападения Венгрии. Еще хуже повели себя Германия и Франция — они не только отказались прислать в зону миротворческой операции свои части, но и публично осудили действия миротворческих сил и уничтожение вторгшихся на территорию независимой Украины российских частей, назвав это варварским, грозящим серьезными международными осложнениями актом. Они же фактически парализовали деятельность большинства консультативных и совещательных органов НАТО, так что координацию миротворческих усилий вынуждено было взять командование американских экспедиционных сил в Европе.
Чудовищный уровень потерь в силах миротворческого контингента был вызван высоким уровнем общевойсковой и специальной подготовки диверсионных групп и могуществом применяемого ими оружия. Точно так же, как раньше в американской армии все без перевода знали, что такое РПГ — то теперь все точно так же учили более сложное русское слово Shmel. Что это такое? Это русский противотанковый огнемет, на двухстах — двухстах пятидесяти метрах опытный огнеметчик может с первого выстрела попасть в цель размером с окно, причем не всякая решетка остановит заряд огнемета. Смертельная опасность огнемета заключается в том, что он поражает не осколками, а горящей огнесмесью, чем-то вроде напалма, только он не жидкий, а газообразный. Этот газ затекает во все щели и взрывается, температура в эпицентре взрыва достигает трех тысяч градусов по Фаренгейту. В результате те, кто оказался в комнате, куда попал «Шмель», просто сгорают дотла, а те, кто находится в соседних помещениях, погибают от отека легких, вызванного тем, что при взрыве выгорает воздух. До проклятой Украины капитан служил в Афганистане, и однажды по их чек-пойнту выпустили сорок семь зарядов РПГ. Результат — один тяжело и двое легко раненных. Тут же один удачно попавший заряд «Шмеля» по закрытому помещению оборачивался пятью-десятью погибшими, а то и больше. Выживших после «Шмеля» не было, а внешний вид попавших под «Шмель» лишь усугублял и без того не блестящее моральное состояние миротворцев.
Еще одно русское слово, которое пришлось учить, — это «Стрела». Что-то вроде Стингера, на занятиях им говорили, что русские ПЗРК сильно отстают от американских, потому что русские слабы в электронике, но… семнадцать сбитых и двадцать восемь подбитых вертолетов только за этот год заставили командование миротворческого контингента почти полностью отказаться от перевозок личного состава по воздуху, одного из краеугольных камней военной доктрины НАТО. Сейчас в воздухе висели только боевые вертолеты и беспилотные разведчики, вооруженные ракетами, — да и тем приходилось предпринимать меры предосторожности.