Перламутровый дождь на двоих

Северская Мария

За углом забибикала машина, прогоняя со своего пути зазевавшегося прохожего. Девушка вздрогнула и словно проснулась.

Какие грибы, какая осень?! Кругом зима, сугробы намело такие, что снегоуборочные машины еле справляются.

Вот всегда так. Словно диктует ей кто эти стихи, и не знаешь, когда начнется очередной сеанс трансляции – ночью ли во сне, утром ли по дороге в школу, или на каком-нибудь самом скучном уроке.

Сашка быстро забежала в подъезд, занесла соседке продукты, сказала «да не за что» на ее слова благодарности и понеслась домой – записывать новорожденный

стих в толстую, купленную самой себе на прошлый Новый год тетрадь с черной кожаной обложкой, заполненную уже почти наполовину.

Новый год приближался стремительно, как никогда, и, как никогда, Сашке было абсолютно наплевать, наступит он вообще или нет.

За оставшиеся до праздника три недели ребята в классе начали обсуждать свои планы, кто, где, с кем встречает, что кому подарит, в чем пойдет на традиционный школьный бал – это, конечно, девчонки, – кого пригласит.

Сашка сидела на подоконнике в классе литературы и наблюдала сквозь стекло, как во дворе дерутся две большие упитанные вороны. Одна налетала на другую, пытаясь отобрать то ли корку хлеба, то ли кусок банановой кожуры – разглядеть точно с высоты четвертого этажа Сашке никак не удавалось. Придя к выводу, что вряд ли вороны едят бананы и уж тем более шкурки, девушка решила, что бой идет за хлебную корку.

Она еще сильнее прижалась носом к стеклу, когда до нее донесся голос Алены:

– Мы с мамой на выходных такое платье купили для бала! Темно-синее, с блестками. Сшито как будто специально для меня. Продавщица так прям и сказала. И туфли к нему.

Сашка представила себе Пухову в этом ее платье, и вороны тут же отошли на задний план.

– Игорь будет очарован, – произнесла одна из девчонок. – Он тебя уже пригласил?

– Да, еще неделю назад, как только объявление внизу повесили, – ответила Алена.

Сашка задержала дыхание и досчитала до десяти, как ее учила мама. Не помогло. Сердце ухало в груди, словно огромный колокол.

– Санек, а ты на бал что наденешь? – подражая девчоночьему голосу, спросил неизвестно откуда взявшийся Штирлиц. Сашка руку дала бы на отсечение, что минуту назад его в классе не было.

Она отодвинулась от стекла, потерла холодный расплющенный нос. Ее взгляд метался от Пуховой и Штирлица к собственным полинявшим джинсам с неаккуратной бахромой внизу.

– А я пойду в костюме зайца, – наконец нашлась она. – У меня с детского сада остался, если мама не выкинула.

Штирлиц и девчонки захихикали. Сашка тоже выдавила кривую улыбку, жалкую, как показалось ей самой.

«Надо, что ли, маму попросить съездить со мной в магазин купить что-нибудь приличное», – подумала она про себя, мысленно перебирая содержимое шкафа в собственной комнате.

В кабинет вошла Анна Леонидовна, начался урок.

Литературу Сашка любила больше всех остальных предметов вместе взятых. Может, потому что с детства обожала читать, а может, потому что Анна Леонидовна единственная из учителей относилась к Сашке серьезно, как ко взрослой, словно не замечая ее амплуа вечного клоуна. Вероятно, поэтому девушке и не хотелось паясничать и острить на ее уроках.

Впрочем, и отвечать она вызывалась редко, предоставляя это другим. Зато сочинения всегда писала на «отлично».

Сегодняшний урок будет особенным – это Сашка поняла сразу, едва увидела любимую учительницу. Вид у той был какой-то загадочный. И Сашка, как оказалось, не ошиблась.

– Сегодня я почитаю вам стихи, – произнесла Анна Леонидовна. – А вы попробуете угадать, чьему перу они принадлежат, и расскажете, какие ассоциации они у вас вызывают.

Класс загудел: девчонки – одобрительно, мальчишки – наоборот.

Уже с первых строк Сашка знала ответы.

Память о солнце в сердце слабеет.Желтей трава.Ветер снежинками ранними веетЕдва-едва.

Голос учительницы летел над классом, вливался в Сашкины уши, отдаваясь холодком предвкушения в груди.

В узких каналах уже не струится —Стынет вода.Здесь никогда ничего не случится, —О, никогда!

Повторяла она слово в слово за Анной Леонидовной, сама не замечая, как начинает шевелить губами.

Ива на небе пустом распласталаВеер сквозной.Может быть, лучше, что я не сталаВашей женой.Память о солнце в сердце слабеет.Что это? Тьма?Может быть!.. За ночь прийти успеетЗима.

Учительница выдержала паузу.

– Ну что, какие будут предположения? – обратилась она к затихшему классу.

– Лермонтов? – послышалось неуверенное с первой парты у стены, где сидели очкарики-зубрилки.

– Это Анна Ахматова, – неожиданно для самой себя произнесла Сашка и опустила взгляд в парту.

– Верно. – Анна Леонидовна подошла к ней совсем близко и теперь стояла, положив руку на Сашкино плечо, словно успокаивая ее, сдерживая. – Кто скажет, какими эмоциями или событиями в жизни автора вызвано это стихотворение, о чем в нем идет речь?

– О природе? – предположили сзади, и Сашка скривилась.

– Зима наступает. Снег первый, – задумчиво протянул сидящий рядом Штирлиц.

– О любви, – раздельно, отчетливо проговорила Сашка. – Вернее, о конце любви. О безысходности и одиночестве.

– Хо-хо, – изрек Штирлиц. – А Санек-то у нас, оказывается, романтик.

– Ты что, Завьялова, влюбилась, что ли? Неспроста тебе кругом любовь мерещится, – кинула кто-то из девчонок.

– Да что она вообще о любви может знать! – подала голос новая подруга Пуховой Надя Истомина, с которой Сашка училась с первого класса и тоже когда-то пыталась подружиться.

– Она у нас теоретик, – это уже Игорь. Улыбается широко, словно пошутил удачней некуда и теперь ждет, что шутка вот-вот пойдет по рядам.