Перо ковыля
Шрифт:
Трудно представить, глядя на коротконогого, без шеи, зверька, насколько он изворотлив. Когда я однажды, примерившись повернее, схватил слепыша со спины, то не сразу понял, что произошло, почему его зубы сомкнулись в тот же миг в моей руке. В момент укуса боли почти не было: зубы настолько остры, что боль приходит потом. После такого знакомства пришлось обращаться со слепышом вежливее, и я понял суть его приема: грызун ловко крутится в собственной коже, как в свободном коконе, закрепленном на манер клоунского балахона только в запястьях, над пятками и на кончике морды. Ко всем его удивительным качествам надо прибавить еще и необыкновенную живучесть при любых ранах.
Для
Спит слепыш когда захочет и в том месте, где сморит его сон. Спит крепко, как только может спать тот, кто ничего не остерегается во время сна. Не вздрагивает, не настораживается от подозрительных шорохов. И даже немного всхрапывает. Разбудить его не просто, но разбуженный он вскакивает мгновенно и с готовностью пустить в ход зубы. Воронежский зоолог С. Овчинникова видела, как спит слепыш. Он не сворачивается клубком, подобно жителям тесноватых гнезд, а лежит, вытянувшись во весь рост, на спине, вскинув передние лапки почти себе под голову. Наверное, эта поза самая лучшая, чтобы дать полный отдых натруженному телу, уставшим мускулам. И есть в этой позе спящего зверька нечто трогательное, заставляющее забыть о его необщительном характере.
Слепыш — вегетарианец. Ест корни, корневища, клубни, луковички, траву. Как-то раз я сильно обманулся, наблюдая за редкой в наших местах просянкой. Птица долго неподвижно стояла около кустика ракитника, очевидно, чувствуя, что за ней следят, а потом, не взлетая, исчезла в траве. Очень хотелось увидеть ее гнездо, и я решил ждать: все равно появится. И вдруг в цветущем разнотравье как-то странно несколько раз вздрогнул кустик козлобородника. Вот она, удача! А кустик стал пониже и вдруг пропал, будто и не рос тут. Подойдя, я увидел на земле два лучистых соцветия, оторванных от стебля, обрывки листьев, а под ними — дырку. Слепышиная кучка в трех шагах подсказала разгадку. А просянка исчезла. Наверное, лежала на гнезде тоже где-то рядом.
Заготавливает слепыш те части растений, в которых хранятся питательные вещества к будущей весне. На огороды заходит, где картошку не убрали, и тащит, сколько успеет. Свеклу, морковь не обходит. На краю леса копает луковички подснежников. Желуди сносит в кладовые. А на степных склонах, где трава никогда густо не растет, где ни садов, ни огородов, много ли наберешь? Но и тут надо успеть заготовить, пока мороз не прохватит кормовой слой. Мерзлую землю слепыш почему-то не грызет, но после первых холодов еще копает в глубине.
Вред от слепыша не так уж велик. Портит сенокосы? Но машинами на таких угодьях не косят. Забрел на пшеничное поле? Так он на нем не останется, и урожай из-за его кучек не убудет. А было бы ему чем откупиться, как бобру, так и огороды простить можно. Охрана природы — это охрана всех существующих видов животных и растений. Ни один не должен исчезнуть по нашей вине, хотя бы потому, что не знаем мы всех его свойств, всех связей в природе с другими видами. Нелегка жизнь этих интереснейших, загадочных зверьков. И осталось их не так уж много, особенно там, где щедрые хозяйства платили когда-то за их истребление немалые премии.
Седая птица лунь
Апрель нередко кончается такими прекрасными днями, что недавнее ненастье с холодными ветрами и снегопадами кажется бесконечно далеким. Солнце быстро стирает с полевых дорог его мокрые следы, а легкий ветерок неторопливо гонит от горизонта к горизонту пухлые облака хорошей погоды. По согревшимся обочинам начинают раскрываться первые одуванчики, а кусочек заповедной степи уже давно желтым-желт от ярких блесток горицвета. Их так много, что стать между ними еще можно, а сесть, чтобы не придавить золотой цветок, не так-то просто, поэтому я, посматривая под ноги, иду к старой, обсохшей сурчине, где от нор бывших ее владельцев остались лишь неглубокие ямки, и сажусь на тепловатую, чуть подсохшую глину, выброшенную когда-то домовитыми сурками из-под могучего чернозема.
Я пришел сюда не ради первоцветов, и не затем, чтобы послушать жаворонков. Я жду луговых луней, которые уже много лет гнездятся на крошечной заповедной территории среди полей и лесных полос Каменной степи. Их сородичи, полевые луни, даже зимовали в этих местах. Болотные прилетели с разливами и уже начали строиться в прошлогодних камышах. Прокуковали первые кукушки и защебетали у дворов деревенские ласточки, а моих луней все нет. Две желтые бабочки танцуют над низенькой травкой, негромко гудит шмель, устраивая в пустом зимнем гнезде полевки свое собственное, бродят по распаренной земле грачи, но нигде не видно светлоперых птиц с черными концами длинных крыльев.
Ветер понемногу становится сильнее и порывом относит обеих бабочек, а я, забыв о лунях, начинаю бездумно смотреть на облака, плывущие в чистой, без единой пылинки, голубой вышине. И вдруг неожиданно уже уставший от обилия света взгляд ловит около одного облачка что-то похожее на клочок бумаги, кувыркающийся в невидимых вихрях. Чуть поодаль еще один такой же клочок то исчезает, то снова появляется рядом с облаком. Потом, сделав почти правильный круг, он стремительно и почти отвесно несется к земле, превращаясь в красавца луня. В такое же пике входит тот, которого я увидел первым, а за ним появляются еще двое. Но земля пока никого из них не интересует, и, не долетев до нее метров тридцать, четверка снова уходит в поднебесье, кажется, ни разу не взмахнув крыльями. Следить за лунями, летающими на почти километровой высоте, трудно даже в сильный бинокль, и, чтобы полюбоваться совершенством полета седых аристократов неба, надо дождаться прилета самок, которым не надо отыскивать своих избранников в бескрайних просторах: все прилетят сюда, на крошечный заповедный участок, место их постоянного гнездования.
Лугового луня можно было бы именовать и степным, и полевым, но эти названия отданы двум другим видам «седых» луней. В исконно степных местах луговые луни встречаются чаще своих собратьев, и если их в гнездовое время не беспокоит человек, селятся в таких местах из года в год небольшими колониями. Одна из таких колоний и существует на заповедной некосимой залежи в Каменной степи уже более тридцати лет. Здесь на площади менее гектара ежегодно выводят птенцов три-четыре пары. А самая плотная колония на такой же площади известна мне в низовьях Северского Донца, где на зарастающей кустарником лесной вырубке гнездятся одиннадцать пар луговых луней.