ПЕРПЕНДИКУЛЯР

Астафьев Игорь

– И что нам в покое не висится?..- вздохнул "Петрович",- чего нам не хватает?

И на этот вопрос тоже никто не смог ответить. Вдруг мимо нас неожиданно прошел лыжник. Он тихонько ворчал "Ну где же эта деревня, наконец?! Иду, иду в указанном направлении, а её всё нет и нет! Да и лыжи что-то совсем не скользят. Совсем. На одних руках и честном слове иду. Вы не подскажете который теперь час?"- обратился он ко мне.

"Не знаю, я не взял часов,"- машинально ответил я.

Да!.. Космос порой чертовски обитаем. Вы не находите?

Игорь Астафьев Перпендикуляр

V

Бесполезная

зима в Пенисове *

"Союз нерушимый !.." (REMAKE) *

Форменное безобразие министра *

Универсальный культиватор *

Послание потомкам

В Пенисове, между тем, наступила зима. Собственно, зима наступила во всем северном полушарии Земли, и в Пенисове всего лишь "в том числе". Можно было сказать так: "Во всем Северном полушарии вообще, и в русской деревне Пенисово в частности, наступила зима".

Зиму в Пенисове не любили. Во-первых, за холодную погоду, морозы. И неуместные оттепели. Во-вторых, за снег или его отсутствие. А в-третьих, за то, что каждую зиму пенисовцы превращались в Робинзонов. И Пятниц. А, по-русски говоря, Робинзонов и Понедельников. (Никифорыч за Робинзона, остальные за Понедельников.)

Единственное достоинство русской зимы в том, что она как бы очищает местность и создает иллюзию ухоженности. И хотя никто уже давно не ждет никаких чудес, и все знают, что весной снег, скорее всего, растает и глазам вновь предстанет традиционный пейзаж российской тематики на мотивы помойки, но всё же где-то в подсознании у каждого русского всякий раз зимой нет-нет, да и обязательно проскользнет шальная мыслишка о том, что "А вдруг!..".

Вдруг однажды снег растает, а под ним обнажатся ...шведские дороги, немецкие поля, английские газоны. Ну вдруг?!!

Или иначе. Как было бы хорошо, если бы всё случилось именно так!

Но проходит год за годом, и так всё никак не случается и не случается. На месте английского газона по весне обнажается всё та же куча гов..., простите, отходов, на месте немецкого поля - прошлогодняя картошка или капуста, а уж на месте шведской дороги такое вытаивает, что и говорить не хочется.

Так что зиму в Пенисове не любили еще и за то, что она еще ни разу не оправдала возлагавшихся на неё тайных надежд. Вот и на этот раз наступила очередная бесполезная русская зима.

Никифорыч, одетый в валенки на босу ногу и шапку на лысу голову, позевывая, выглянул из избы на улицу. Был легкий немецкий мороз. Ветряной генератор, слегка посвистывая подшипником, неторопливо крутился, перекачивая воздух с северо-восточного направления. Ветер был небольшой.

"Охо-хо!.."- огляделся по сторонам Никифорыч,- "Ни дорог, ни дураков! Одна зима вокруг. Скоро еще один Новый год."

Он вернулся в избу, переключил генератор с зарядки в режим работы, растопил печку и хотел было уже задать корма своей домашней живности, но вдруг услышал краем уха по радио:

"Союз нерушимый республик свободных!.."

Никифорыч подумал, что ослышался. Это было похлеще Галактиона. Тени прошлого? Мелодия, правда, не сопровождалась никакими словами, но их было и не надо. Никифорыч грузно сел на табуретку и опустил голову на руки.

Нет, он не обрадовался и не испугался. Возраст был уже не тот. Ему вспомнился родной завод. Непритязательная обстановка его родного рабочего кабинета, чуть подхриповатое радио, самодельный телевизор с сенсорными кнопками ("последний писк" по тому времени) и его верные логарифмическая линейка и арифмометр, напоминающий механический кассовый аппарат с ручкой.

Удивительное дело: почему-то не припомнилось ничего дурного из той поры. Ни дубоватого секретаря парткома-месткома, умевшего связно говорить только две фразы, "Дорогой Леонид Ильич" и "В соответствии с указаниями ЦК КПСС". Ни всеобщего дефицита, ни уравниловки, ни КГБ-шных нюансов, пронизывающих всех и вся. Всё это почему-то не вспомнилось.

А вспомнились бескорыстная жажда новых научных открытий, радость от очередного успешного запуска в производство нового военного прибора, аналогов которому, конечно же, не было ни в одной "стране империалистического лагеря".

Естественно, всякий такой успех был запланированно приурочен парткомом-месткомом к какой-нибудь идеологической дате. Но это опять же теперь как-то не всплывало в памяти, а сразу вспомнилась та хорошая радость, которую ни к чему приурочить просто невозможно.

Вспомнились походы в лес на деревянных, вручную просмоленных лыжах, отечественные шоколадные конфеты "Ассорти" (которыми все тайно гордились, не меньше чем полетами в космос), палки полукопченой колбасы, выдаваемые во вторую очередь передовикам производства и в первую - партхозактиву (от чего они не становились менее вкусными). Но опять почему-то вспоминались только те, кому всегда доставалось "во вторую очередь".

Наверное, это было естественно для таких людей.

Из забытья Никифорыча вывел громкий и какой-то радостный стук в дверь. Он вздрогнул, медленно поднялся, привыкая к действительности, и отодвинул засов, сделанный из металла, предназначенного исключительно для спутников и подводных лодок.

На крыльце стояли Михалыч и Николаич. Николаич впереди, Михалыч чуть сзади. Вид у них был такой, будто им неожиданно и сразу открылись все тайны мироздания и к тому же они находятся сейчас в ожидании всего лишь формального подписания уже подготовленного приказа об их назначении. Одного - наместником Бога на Земле, другого - его заместителем. Кого именно кем - понятно.

– Ну здравствуй, товарищ Никифорович!- неестественно поздоровался Николаич, а Михалыч сказал нейтрально: "Здравия желаю."

– Здорово, мужики,- ответил Никифорыч,- заходите, раз пришли.

Николаич по-хозяйски зашел в комнату и вдруг каким-то театральным движением плеч сбросил с себя драненький тулупчик, который сразу же на лету успел подхватить Михалыч. Под тулупчиком обнаружился костюм, сидевший на Николаиче как на хроническом сколиознике из-за навешанных на него множества металлических побрякушек.