Перси Джексон и Море чудовищ
Шрифт:
— Нет! Меня не волнует, что оракул… — Она резко замолчала.
— Что? — спросил я. — Что сказал тебе оракул?
— Ничего. — У Клариссы покраснели уши. — Все, что тебе нужно знать: я закончу поиски без твоей помощи. С другой стороны, я не могу отпустить тебя…
— Так мы — пленные? — поинтересовалась Аннабет.
— Гости. Пока. — Кларисса положила ноги на белую льняную скатерть и открыла еще одну бутылку «Доктора Пеппера». — Капитан, отведите их вниз. Обеспечьте подвесными койками. Если они будут плохо себя вести, покажите, как мы обращаемся с вражескими
Сон начался, как только я закрыл глаза. Гроувер сидел за ткацким станком, нервно распуская свой подвенечный наряд, когда заменявший дверь валун откатился в сторону и циклоп взревел:
— Ага!
— Дорогой! — заскулил Гроувер. — Я же не… ты был так добр!
— Распускаешь, да?! — прорычал Полифем. — Так вот, значит, в чем дело!
— Ах, нет. Я… я не…
— Пошли!
Полифем сгреб Гроувера, схватив его за талию, и отчасти повел, отчасти поволок подземными переходами. Гроувер старался, чтобы туфли на шпильках не свалились у него с копыт. Вуаль болталась у него на голове, также грозя слететь.
Циклоп притащил Гроувера в пещеру размером со склад, украшенную всякими овечьими прибамбасами. Здесь стояли покрытое шкурами кресло с откидной спинкой и телевизор, грубо сработанные книжные полки с коллекцией всего, связанного с овцами: кофейные кружки в виде овечьих морд, гипсовые статуэтки овец и иллюстрированные издания, посвященные овцеводству. На полу валялись груды овечьих скелетов и других костей, по-видимому не принадлежавших овцам, — возможно, кости сатиров, которые попадали на остров в поисках Пана.
Полифем на минуту отпустил Гроувера от себя для того, чтобы можно было сдвинуть еще один валун. Лучи дневного света проникли в пещеру, и Гроувер зашмыгал носом, так ему захотелось на волю. Свежий воздух!
Циклоп вытащил сатира наружу, на вершину холма, с которой открывался вид на самый красивый остров в мире.
Он имел форму седла, напополам разрубленного топором. Холмы по обеим сторонам покрывала пышная зелень, посредине тянулась широкая долина с глубокой расселиной, через которую был переброшен висячий мостик. Прекраснейшие потоки струились по каньону, обрываясь водопадами, над которыми стояли радуги. С ветки на ветку перепархивали попугаи. Кусты были усыпаны розовыми и пурпурными цветами. В лугах паслись сотни овец, чья шерсть странно поблескивала, словно медные или серебряные монетки.
А в самой середине острова, прямо рядом с висячим мостом, рос огромный дуб с искривленным стволом, на нижней ветви которого что-то блестело.
Золотое руно.
Даже во сне я почувствовал, как исходящая от него сила распространяется по острову, заставляя ярче зеленеть траву и делая цветы еще прекраснее. Я почти чуял источаемое руном природное волшебство. Я мог только представить, как мощно подействовал его запах на сатира.
Гроувер жалобно захныкал.
— Да, — горделиво произнес Полифем, — видишь вон там? Руно — украшение моей коллекции! Давным-давно я украл его у героев, и с тех пор — никаких проблем с едой! Сатиры слетаются сюда со всего света, как мошки на пламя. А сатиры — хорошая еда. А теперь…
Полифем вытащил устрашающего вида бронзовые ножницы для стрижки овец.
Гроувер заскулил, но Полифем просто схватил ближайшую овцу, упитанную, с пышной шерстью, и остриг ее. Пушистое руно он вручил Гроуверу.
— А теперь пусти его на пряжу! — горделиво заявил он. — Волшебное. Распустить нельзя.
— О… как замечательно…
— Моя сладкая бедняжка! — усмехнулся Полифем. — Плохая из тебя ткачиха. Ха-ха! Ничего, не волнуйся. С этой нитью мы все уладим. Ты закончишь свадебный наряд к завтрашнему дню!
— Ты… так заботишься обо мне!
— Хе-хе.
— Но… но, дорогой, — сатир сглотнул слюну, — что, если кто-нибудь станет разыскивать… то есть, я имею в виду, нападет на остров?
Гроувер посмотрел прямо на меня, и я понял, что он просит моей помощи.
— Что, если они двинутся прямо на твою пещеру?
— Какая ты хитрая! Но не беспокойся, это все бабьи страхи! Охрана у Полифема — просто совершенство, произведение искусства. Им придется миновать моих любимцев.
— Любимцев?
Гроувер завертел головой направо и налево, но не увидел никого, кроме мирно пасущихся в лугах овец.
— А потом, — прорычал Полифем, — им придется иметь дело со мной!
Он грохнул кулаком по ближайшей скале, которая с треском раскололась напополам.
— А теперь пошли! — прикрикнул он. — Обратно в пещеру!
Казалось, Гроувер вот-вот заплачет — быть так близко к свободе и так безнадежно далеко от нее. Слезы выступили у него на глазах, когда валун встал на свое место, наглухо заперев его в сырой и вонючей, озаряемой только светом факела пещере циклопа.
Я проснулся оттого, что по всему кораблю били тревогу колокола.
Послышался сиплый голос капитана.
— Все наверх! Ищите госпожу Клариссу! Куда она подевалась?
Затем его призрачное лицо возникло надо мной.
— Подымайся, янки. Твои друзья уже на палубе. Мы приближаемся.
— Приближаемся? К чему?
— К Морю чудовищ, конечно. — Он улыбнулся мне улыбкой скелета.
Я запихнул немногие оставшиеся у меня после нападения Гидры вещи в холщовый матросский мешок и перекинул его через плечо. Во мне шевельнулось подозрение, что, так или иначе, мне больше не придется ночевать на борту «Бирмингема».
Я уже поднимался по лестнице, когда что-то заставило меня остановиться. Близкое присутствие чего-то знакомого и малоприятного. Без всяких на то причин мне захотелось затеять драку. Хорошенько врезать мертвому конфедерату. Последний раз я чувствовал подобный гнев…
Вместо того чтобы подниматься по ступеням, я подобрался к краю вентиляционной решетки и заглянул вниз, в бойлерную.
Прямо подо мной стояла Кларисса и разговаривала с мужчиной, фигура которого мерцала в паре шагов от бойлеров. Это был мускулистый человек в черной кожаной одежде байкера, стриженный коротко, по-военному, в темных очках, с ножом, притороченным сбоку на поясе.