Перси Джексон и похититель молний
Шрифт:
— Он внизу, в домиках. — Улыбка Луки поблекла. — У нас возникли кое-какие разногласия с обитателями лагеря. Слушай, ты в порядке? С Гроувером все о'кей?
— Тут я, — отозвался Гроувер. Он направил распылитель в сторону и оказался в поле зрения Луки. — Какие разногласия?
В этот момент в соседний отсек въехал большой «линкольн-континенталь», стереосистема которого на полную громкость выдавала «хип-хоп». Когда машина встала рядом, вибрация басовых динамиков сотрясла пол.
— Хирону пришлось… что за шум? — громко закричал Лука.
— Я об этом
— Что? — спросил Гроувер. — Но…
— Отдай Перси распылитель и пошли! — скомандовала Аннабет.
Гроувер проворчал, что этих девчонок труднее понять, чем Дельфийского оракула, передал мне распылитель и последовал за Аннабет.
Я сдвинул шланг так, чтобы радуга снова встала на место и я мог видеть Луку.
— Хирону пришлось разнимать драку, — ответил Лука, стараясь перекричать музыку. — Обстановка очень напряженная, Перси. Просочились слухи о противостоянии Зевса и Посейдона. Мы до сих пор не уверены — возможно, это дело рук того же подонка, который призвал адскую гончую. Теперь все обитатели лагеря разделились. В общих чертах, похоже, снова началась Троянская война. Афродита, Арес и Аполлон более или менее на стороне Посейдона. Афина поддерживает Зевса.
Я вздрогнул при мысли о том, что домик Клариссы когда-нибудь встанет на сторону моего отца. Слышно было, как в соседней кабинке Аннабет пререкается с каким-то парнем, после чего музыка резко стихла.
— А ты, какую позицию займешь ты? — спросил Лука. — Хирон расстроится, что не поговорил с тобой.
Я рассказал ему все до последнего, включая свои сны. Было так приятно видеть Луку, чувствовать, что я хоть на несколько минут вернулся в лагерь… я даже не заметил, как долго продолжалась моя речь, пока не запищал гудок автомата мойки. Я понял, что у меня всего минута до того, как вода отключится.
— Хотел бы я быть с вами, — пробормотал Лука. — Отсюда, боюсь, мы многим помочь не сможем, но послушай… жезл почти наверняка похитил Аид. Он был на Олимпе во время зимнего солнцестояния. Я наблюдал за богами, и мы видели его.
— Но Хирон сказал, что боги не могут напрямую похищать волшебные предметы друг у друга.
— Это правда, — ответил Лука, вид у него стал встревоженный. — И все-таки… У Аида есть шлем тьмы. Как мог кто-то еще прокрасться в тронный зал и украсть жезл? Хочешь не хочешь, тут надо быть невидимкой.
Мы оба примолкли, пока до Луки не дошло, что он только что сказал.
— Нет, нет, — спохватился он, — я не имею в виду Аннабет. Мы с ней знаем друг друга с незапамятных времен. Она бы никогда… То есть она мне как сестра.
Я задумался, понравилось ли бы Аннабет такое сравнение. В соседнем отсеке музыка окончательно стихла. Мужчина в ужасе завопил, тяжело хлопнула дверца, и «линкольн» пулей вылетел из мойки.
— Пошел бы ты посмотрел, что там случилось, — сказал Лука. — Слушай, а ты носишь крылатые туфли? Было бы приятно знать, что они хоть чем-то тебе помогли.
— О
— Правда? — усмехнулся Лука. — Значит, подошли?
Вода отключилась. Дымка стала рассеиваться.
— Будьте осторожнее там, в Денвере. — Голос Луки звучал все слабее. — И скажи Гроуверу, что на этот раз все обойдется! Никто не превратится в сосну, если только он…
Но радуга окончательно рассеялась, и образ Луки исчез. Я был один в мокрой пустой кабинке.
Аннабет и Гроувер, смеясь, вышли из-за угла, но замолчали, увидев мое лицо. Аннабет перестала улыбаться.
— Что случилось, Перси? Что сказал Лука?
— Так, — соврал я, чувствуя, что в животе у меня так же пусто, как в домиках Большой троицы. — Пошли, поищем чего-нибудь на ужин.
Через несколько минут мы уже сидели в кабинке сверкающего металлом ресторанчика. Семейства вокруг ели бургеры и запивали их пивом и содовой.
Наконец подошла официантка.
— Ну? — спросила она, скептически подняв бровь.
— Хм… мы хотели бы заказать ужин, — сказал я.
— А у вас, ребятишки, есть деньги, чтобы расплатиться?
Нижняя губа Гроувера предательски задрожала.
Я испугался, что он начнет блеять или, того хуже, поедать линолеум. Аннабет, казалось, тоже сейчас скончается от голода.
Я уже собрался придумать какую-нибудь историю, способную разжалобить официантку, когда все здание затряслось — у поребрика притормозил мотоцикл размером с доброго слоненка.
Ресторанная болтовня мигом стихла. Передняя фара мотоцикла полыхала красным светом. Бензобак, размалеванный языками пламени, по обе стороны от руля по кобуре, и не пустой. Сиденье было кожаное, однако кожа казалась… словно бы содранной с человека…
Парень на мотоцикле выглядел как чемпион по армрестлингу. Он носил красную рубаху в обтяжку, черные джинсы и черный кожаный плащ, на бедре крепились ножны с охотничьим ножом. Лицо украшали красные противосолнечные очки, и это было самое свирепое, самое жестокое лицо, которое мне когда-либо приходилось видеть, — по моим понятиям, мужественное, но порочное, — на голове сально поблескивали стриженные «ежиком» волосы, а щеки сплошь покрывали шрамы от бесчисленных драк. Самое удивительное, мне показалось, что я уже когда-то видел это лицо.
Когда парень вошел в ресторан, по залу словно пронеслось дуновение горячего сухого ветра. Все посетители встали, как загипнотизированные, но байкер только милостиво помахал рукой, и они снова сели и вернулись к прерванным разговорам. Официантка моргнула, словно кто-то нажал у нее в голове кнопку перемотки.
— А у вас, ребятишки, есть деньги, чтобы расплатиться? — повторила она свой вопрос.
— За мой счет, — небрежно бросил байкер.
Он протиснулся в нашу кабинку, которая была ему тесновата, прижав Аннабет к окну. Потом взглянул на официантку, в изумлении взиравшую на него, и рыкнул: