Перси Джексон и последнее пророчество
Шрифт:
— Не обязательно. — Я зарделся.
— Отлично, — сказал она и зашагала за Аполлоном в Большой дом.
Остальная часть дня была не менее странной, чем его начало. Ребята приезжали в лагерь из Нью-Йорка на такси, на пегасах и колесницах. Раненых лечили, мертвым воздавали почести у лагерного костра.
Саван Силены был ярко-розовым, украшенным электрическими блестками. Домики Ареса и Афродиты провозгласили ее героем и вместе подожгли саван. Никто не произносил слова «шпион». Ее тайна сгорела дотла, ушла в небеса
Даже Эфан Накамура удостоился савана — из черного шелка с эмблемой в виде мечей, скрещенных под набором гирь. Когда его саван занялся пламенем, я подумал, что Эфан в конце концов изменился к лучшему. Он заплатил гораздо большую цену, чем глаз, но все же малые боги получат должное уважение.
Обед в павильоне прошел в минорном настроении. Если и был какой-то шум, так это крик Можжевелки, древесной нимфы. Она завопила: «Гроувер», обняла своего дружка и сделала ему подножку — тут все немного повеселели. Они отправились к берегу — прогуляться при лунном свете, и я был рад за них, хотя эта сцена напомнила мне о Силене с Бекендорфом, и я загрустил.
Миссис О’Лири скакала туда-сюда, попрошайничала и получала объедки. Нико сидел за главным столом с Хироном и мистером Д., и никто, похоже, не считал это неуместным. Все похлопывали Нико по спине, поздравляли его, хвалили за отпор, что он дал Кроносу. Даже ребята Ареса вроде думали, что он молодец. А что — приходи с армией живых мертвецов, чтобы спасти отчаянную ситуацию, и ты сразу станешь для всех лучшим другом.
Постепенно число обедающих уменьшалось. Кто-то отправился к костру, чтобы попеть хором. Другие пошли спать. Я один сидел за столом Посейдона и смотрел, как лунный свет проливается серебром на Лонг-Айлендский пролив. Я видел Гроувера и Можжевелку на берегу, они держались за руки и разговаривали. Атмосфера была спокойной и мирной.
— Эй, — Аннабет пододвинулась ко мне на скамейке, — с днем рождения.
Она держала в руках огромный бесформенный кекс с синей глазурью.
— Что? — удивился я.
— Сегодня восемнадцатое августа, — сказала Аннабет. — Твой день рождения. Разве нет?
Я сидел, будто пыльным мешком ударенный. Я и забыл об этом, а она вот напомнила. Сегодня утром мне исполнилось шестнадцать, и в это же утро я сделал выбор: дал нож Луке. Пророчество сбылось точно по расписанию, а мне даже и в голову не пришло, что случилось это в мой день рождения.
— Загадай желание, — сказала Аннабет.
— Ты сама это пекла? — спросил я.
— Тайсон помогал.
— Вот почему он похож на шоколадный кирпич, — сказал я. — Облитый синим цементом.
Аннабет рассмеялась.
Я подумал секунду, а потом задул свечу.
Мы разрезали кекс пополам и принялись есть, отламывая по кусочку. Аннабет сидела рядом со мной, и мы смотрели на океан. В лесу верещали кузнечики и перекликались чудовища, но в остальном все было тихо.
— Ты спас мир, — сказала она.
— Мы спасли мир.
— А Рейчел стала новым оракулом, и это означает, что у нее не будет парня.
— Тебя это не очень удручает, — заметил я.
Аннабет пожала плечами.
— Мне все равно.
— Угу.
Она подняла бровь.
— Ты мне хочешь что-то сказать, Рыбьи Мозги?
— Боюсь, что ты мне тогда дашь пинка под зад.
— Я тебе так или иначе дам пинка под зад.
Я стряхнул крошки с рук.
— Когда я окунулся в реку Стикс, чтобы сделаться неуязвимым… Нико сказал, что я должен сосредоточиться на чем-то одном, что связывало бы меня с миром, что вызывало бы у меня желание остаться смертным.
— Ну и? — Аннабет не сводила взгляда с горизонта.
— А потом на Олимпе, — продолжал я, — когда они предлагали сделать меня богом и всякое такое, я все время думал…
— Тебе так хотелось стать бессмертным?
— Ну, может, немного. Но я отказался, потому что я подумал — ну что за радость, если целую вечность все будет оставаться без изменений. Ведь в нашей жизни возможны изменения к лучшему. И еще я думал… — В горле у меня совсем пересохло.
— О ком-то конкретно? — спросила Аннабет вкрадчивым голосом. Она едва сдерживала улыбку.
— Ты издеваешься надо мной? — жалобно спросил я.
— Вовсе нет!
— Ты специально делаешь так, чтобы мне было трудно?
Тут она рассмеялась по-настоящему и обхватила меня руками за шею.
— Ну, вот чего я тебе никогда-никогда не обещаю, так это легкой жизни, Рыбьи Мозги. Привыкай.
Когда она меня поцеловала, у меня было такое чувство, будто содержимое моей головы расплавляется и проваливается куда-то в бездну.
Я готов был оставаться в этом состоянии вечно, но только голос у нас за спиной прорычал:
— Ну, хватит уже!
Внезапно павильон наполнился факелами. Шайку шпионов возглавляла Кларисса. Они ворвались в столовую и подняли нас обоих на плечи.
— Да прекратите вы! — взмолился я. — Должно же быть у человека право на личную жизнь!
— Голубкам пора остыть, — весело объявила Кларисса.
— На озеро! — прокричал Коннор Стоулл.
Громко вопя, они понесли нас вниз по холму, но так, что мы оставались близко друг от друга и могли держаться за руки. Аннабет смеялась, да и я не мог сдержать смеха, хотя лицо у меня наверняка сделалось красное, как помидор.
Мы держались за руки до того момента, пока они не кинули нас в воду.
Хорошо смеется тот, кто смеется последним. На дне озера я сотворил водный пузырь. Наши друзья ждали, когда мы всплывем, но если ты сын Посейдона, то тебе вовсе не обязательно торопиться на поверхность, уж можете мне поверить.
Это был самый классный подводный поцелуй всех времен и народов.
Глава двадцать третья
Мы вроде бы прощаемся
Лагерь тем летом работал дольше обычного — еще две недели, до самого начала школьного года. И я должен признать, это были лучшие две недели моей жизни.