Перси Джексон и последнее пророчество
Шрифт:
— Перси Джексон! — выкрикнул Посейдон мое имя, и оно эхом разнеслось по тронному залу.
Все разговоры смолкли. В комнате воцарилась тишина — только потрескивали поленья в очаге. Все глаза уставились на меня — богов, полубогов, циклопов, духов. Я вышел на середину зала. Гестия одобрительно мне улыбнулась. Теперь она снова превратилась в девочку и, казалось, была счастлива и довольна снова сидеть у огня. Ее улыбка воодушевила меня.
Сначала я поклонился Зевсу. Потом я встал на колени у ног моего отца.
— Поднимись, сын мой, —
Я встал, чувствуя себя неловко.
— Великий герой должен быть вознагражден, — объявил Посейдон. — Здесь есть кто-нибудь, кто станет отрицать заслуги моего сына?
Я ждал, что сейчас кто-нибудь выступит против. Боги всегда с чем-нибудь не соглашаются, и многие из них, в общем-то, не любили меня, но я не услышал ни одного возражения.
— Совет не возражает, — сказал Зевс. — Перси Джексон, боги поднесут тебе любой дар, какой ты пожелаешь.
— Любой? — Я задумался.
Зевс мрачно кивнул.
— Я знаю, что ты попросишь. Самый большой из всех даров. Да, если ты захочешь, он будет твоим. Боги не осчастливливали этим даром ни одного смертного уже много веков, но если ты этого пожелаешь, Перси Джексон, то ты станешь богом. Бессмертным. Неумирающим. Ты будешь вечным полководцем своего отца.
Я уставился на него во все глаза.
— Я… богом?
Зевс возвел очи к небу.
— Ты явно будешь самым тупым богом. Но ответ — «да»! С согласия всего совета я могу сделать тебя бессмертным. И тогда мне придется вечно терпеть тебя.
— Гм, — промычал Арес, — это означает, что я сколько угодно смогу размазывать его по стенке, а он будет восстанавливаться, чтобы я снова и снова имел такую возможность? Мне нравится эта идея.
— Я ее тоже одобряю, — сказала Афина, хотя и смотрела при этом на Аннабет.
Я оглянулся. Аннабет глядела мимо меня. Лицо у нее побледнело. Память вернула меня на два года назад, когда я думал, что она попросит Артемиду принять ее в ряды охотниц. Я тогда был на грани паники, считал, что потеряю ее. Теперь, казалось, с ней происходит то же самое.
Я вспомнил о трех парках, о том, как вся моя жизнь в один миг пронеслась перед моими глазами. Я мог избежать всего этого. Ни тебе старения, ни смерти, ни тела в могиле. Я мог бы навечно остаться тинейджером, вечно на пике формы, мощным и бессмертным слугой моего отца. Я мог обрести силу и вечную жизнь.
Кто бы отказался от такого предложения?
Я снова посмотрел на Аннабет. Я подумал о моих друзьях из лагеря — Чарльзе Бекендорфе, Майкле Ю, Силене Боргард, о многих других, которые теперь уже были мертвы. Подумал я и об Эфане Накамуре и о Луке.
И я понял, что нужно делать!
— Нет, — сказал я.
Совет погрузился в молчание. Боги хмуро поглядывали друг на друга, словно ослышались.
— Нет? — переспросил Зевс. — Ты отвергаешь наш щедрый дар?
В его голосе слышалась опасная дрожь, словно в преддверии грома.
— Я благодарю вас за великую честь и все такое, — сказал
Боги грозно смотрели на меня, но Аннабет закрыла рот ладонями. Глаза ее сияли. И это взбодрило меня.
— Но я хочу получить от вас другой дар, — продолжил я. — Обещаете исполнить мое желание?
Зевс задумался.
— Если это в нашей власти.
— В вашей. И это даже не составит для вас труда. Но мне нужно, чтобы вы поклялись рекой Стикс.
— Что? — воскликнул Дионис. — Ты нам не доверяешь?
— Кто-то как-то раз сказал мне, — тут я взглянул на Аида, — что клятва всегда должна быть торжественной.
— Было дело, — Аид пожал плечами.
— Ладно! — прорычал Зевс. — Именем совета мы клянемся рекой Стикс исполнить твое разумное желание, если это в наших силах.
Остальные боги согласно закивали. Прогремел гром, сотрясая тронный зал. Договор был заключен.
— Я хочу, чтобы вы с этого момента должным образом признавали детей богов, — объявил я. — Всех детей… всех богов.
Олимпийцы неловко заерзали на своих тронах.
— Перси, чего конкретно ты хочешь? — спросил мой отец.
— Кронос никогда не смог бы восстать, если бы столько полубогов не чувствовали себя заброшенными, оставленными своими родителями, — сказал я. — Они злились, лелеяли месть, чувствовали себя нелюбимыми. И у них были на это все основания.
— Ты осмеливаешься обвинять… — Царские ноздри Зевса раздулись.
— Чтобы больше не было ничьих детей, — настаивал я. — Я хочу, чтобы вы признавали своих детей — всех своих детей-полубогов, — когда им будет исполняться тринадцать. Они не будут тогда предоставлены самим себе в этом мире, наполненном монстрами. Я хочу, чтобы вы признавали их и доставляли в лагерь, чтобы они могли учиться и выжить.
— Погоди-ка, — вмешался Аполлон, но меня уже понесло, я чувствовал, что настал мой час.
— И малые боги… Немезида, Геката, Морфей, Янус, Геба — все они заслуживают общего прощения, а их дети — места в Лагере полукровок. Об их детях нельзя забывать. Калипсо и другие мирные титаниды тоже должны быть прощены. И Аид…
— Ты что, называешь меня малым богом? — взревел Аид.
— Нет-нет, мой владыка, — поспешил исправиться я. — Но ты не должен забывать о своих детях. Пусть у них будет свой домик в лагере. Нико доказал, что у него есть на это право. Ни один невостребованный полубог не должен больше отправляться в битком набитый домик Гермеса, где они тщетно пытаются понять, кто же их родители. У них будут собственные домики — для всех богов. И чтобы не было больше никаких пактов Большой Тройки. Все равно от него не было никакого прока. Вы должны оставить попытки избавиться от сильных полубогов. Мы будем принимать их и воспитывать. Всем детям богов открыты двери в лагерь, и все они будут пользоваться уважением. Таково мое желание.