Персидские ночи
Шрифт:
— Съешь. Виноград оттенит вкус варенья.
Женю, то ли от его голоса, то ли от странного взгляда парня, бросило в жар. Она смотрела в карие глаза и понимала, что должна отказаться и напомнить ему о приличиях, но вместо этого позволила ему положить себе в рот виноградину.
— Кхе-кхе!! — раскашлялась Надежда, возмущено глядя на подругу, но та не видела ее, смотрела на Хамата и видела удивительные по красоте глаза, уникальные черты лица, губы, что запрет для нее и влечение, пальцы, что казались красивей всех рук, что она видела, нежней,
Надя громко брякнула прибором о тарелку, и Женя, наконец, очнулась. Вспомнила где она и кто. Ей стало стыдно и странно: что произошло, что с ней вообще происходит? Она потерла виски, старательно пряча взгляд от всех присутствующих, закрываясь от Хамата, слишком близкого, слишком желанного и волнительного.
Так и просидела до конца ужина, старательно разглядывая тарелки, отвечая невпопад и титаническими усилиями держа себя в руках. Хамат повернулся к Наде, переключив свое внимание на нее, чтоб не смущать Женю, но и это не спасало девушку от влечения. Она поглядывала на его широкие плечи и мысленно прижималась к его спине, обнимая за них, вслушиваясь в дыхание и стук его сердца.
Чушь, чушь, чушь!! — твердила себе, лихорадочно соображая, что с ней могло случиться, откуда столь сильное, дикое влечение к парню? И подумалось: афродезиаки! Благовония, что дымят по углам комнаты! Они воздействуют на рецепторы и возбуждают сильное желание. Она сама лично брала интервью у директора одной фирмы по изготовлению парфюмерных масел, которые вызывают влечение. И если в Россию подобная новизна пришла недавно и бытует на уровне суеверий и бабкиных сказок, то на Востоке — Родине благовоний и тонких знатоков любви, испокон веку применяют и травы, и масла, и запахи, чтоб усилить страсть и привлечь предмет своего желания.
‘Только этого мне и не хватало’, — уныло подумала Женя и вздрогнула всем телом, почувствовав, как ладонь Хамата легла ей на спину, а дыхание парня коснулось щеки. ‘Что ж ты опять ко мне повернулся’! — подумала чуть не плача: ‘ну подожди, очнусь, я тебе такой эксперимент устрою, что ты у меня вообще ориентацию сменишь’!
— Тебе нехорошо? — Спросил он, с тревогой заглядывая ей в глаза.
И надо бы сказать ему грубо и доходчиво, да слова теряются от его близости.
— Да, — только и выдавила с трудом.
— Вы устали: перелет, дорога, хлопоты, новые впечатления. Отдыхайте, — улыбнулся Самшат и что-то тихо сказал матери. Женщина прищурила глаз на Женю и, улыбнувшись, встала.
— Ужин окончен, — объявил Хамат, шепнув девушке в ухо. Та глухо застонав, поспешно встала, мечтая вытолкать неповоротливую мадам из столовой как можно быстрей, чтоб убежать и самой, скрыться в своих покоях, встать под холодный душ, который наверняка приведет ее в чувство, и вернет разум на место.
Как только Ассария скрылась за дверьми, Женя с натянутой улыбкой раскланялась с присутствующими и, сославшись на дикую головную боль, рванула вон из столовой.
— Женька, ты что делаешь?! Что за эротические сцены?! С ума сошла, подруга?! Нет, я тебя не узнаю, может, удар солнечный хватил?! — ворвалась в ванную комнату Надя, когда Женя немного пришла в себя от холодной воды. Она выключила кран и, накинув халат, села на пуф, глядя на подругу исподлобья:
— Не ори, я не меньше тебя в шоке… и в панике!
Надя прислонилась к стене, озабоченно разглядывая мокрую, подавленную подругу:
— Что случилось-то?
— Не знаю, Надя.
— И не догадываешься?
— Мне кажется, меня или опоили или что-то в этом роде.
— А что в этом роде может быть? — растерялась Надя.
— Ароматерапия.
— Аромотерапия? О-о! — вздохнула. — Благовоний они, конечно, не пожалели, даже в горле першило. Как и специй в пищу сыпнули. У меня все внутри горело. Думаешь, в этом дело?
— А в чем еще? — пожала плечами. — Я похожа на Сусанну? Могу на араба клюнуть? В принципе, воспылать в одночасье дикой африканской страстью к мужчине, которого знаю меньше суток?
— Нет, в этом-то и странность, — согласилась. — Тебе же всегда светленькие нравились и чтоб в теле, крепкие, а этот совсем не в твоем вкусе… Ну, вы дали эротических впечатлений, мама не горюй!
— Слушай, давай уедем, а? — скривилась Женя.
— Успеем. Давай сначала разберемся и воздадим по заслугам, если правда, что недоброе в голове Хамата.
— Думаешь, сможем?
— Не дуры же? Авось.
— По мне — дуры, раз сюда приехали. А ведь не хотела я ехать, нутром чуяла неприятности…
— Выглядела ты далеко не расстроенной, — хмыкнула Надя. — А уехать не проблема, но билеты на восемнадцатое, не забывай. Здесь, конечно, неоднозначно, но Сусанка под боком и охрана. Завтра с ней поговорим, о своих подозрениях доложим, и пусть она гонит этого Хамата на все четыре стороны. Обойдемся без переводчика.
— Не пойдет она против Самшата.
— Мы пойдем. Скажем, слуга твой к нам пристает. Выгонит, куда денется, или уберет с глаз, в крайнем случае.
— Лучше уехать, — упрямо заявила Женя.
Надя вздохнув, села на край ванны:
— Спору нет, для ‘сейчас’ — да, но ведь будет завтра, а оно не сегодня. Во-первых. Во-вторых: чего вдруг мы побежим из-за какого-то гурмана сексуальных наслаждений? Мало ли озабоченных? От всех бегать, нервы и отпуск себе портить? Али мы не умницы-разумницы, не справимся? И не такие экземпляров охлаждали да в стойло ставили, и этого поставим. А в-третьих: головой думай — уехать? Куда? Билеты пока сдашь да новые возьмешь — с ума спрыгнешь. А жить где, пока суть да дело? В гостинице? Кто пустит? И как ты себя представляешь одну в незнакомом городе? Здесь один ненормальный, там миллион. Аэропорт вспомни, взгляды местных ловеласов. Там нас неприятности хлеще будут ждать.