Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты
Шрифт:
Впрочем, перед самым выступлением отряда Завалишин отправил с местным купцом письмо Цицианова к Бабе-хану, требуя от последнего миролюбия и покорности.
К большому разочарованию Челеева и его матросов, за Пери-Базаром река уходила в другую сторону, и сопровождать отряд было уже нельзя. Пожелав удачи Завалишину с Асеевым, лейтенант развернул свои шлюпки обратно.
А вскоре первая неожиданность – на пути следования отряда посреди дороги персы воздвигли земляную крепостицу, вокруг которой собрали семь тысяч воинов.
Неожиданный огонь
Опомнившись от первого удара, Завалишин с Асеевым ободрили солдат и ударили в штыки. Не приняв боя, персы бежали.
Увы, но теперь без лошадей продвижение отряда стало весьма медленным, так как пушки солдатам пришлось тащить на себе. К тому же вскоре у одной из пушек вообще сломалась ось, и ее пришлось бросить прямо на дороге.
Вскоре по сторонам дороги снова замелькали персы и хотя нападать они опасались, но стреляли из-за кустов и деревьев постоянно. При этом чем дальше, тем стрелков становилось все больше и больше. Наконец отряд дошел до широкого арыка, через который имелся каменный мост. К сожалению, персы успели до подхода наших его разломать. Офицеры и солдаты сгрудились на краю арыка под обстрелом противника. Был ранен Асеев и, хотя подполковник, перевязав рану, мужественно остался в строю, Завалишин принял командование отрядом на себя. Еще раз окинул взглядом поредевшие ряды. Все были измождены, да и патроны с порохом также были на исходе.
– Сколько еще до Решта? – с тревогой в голосе спросил генерал проводника-армянина.
– Ровно столько же, сколько прошли, – ответил тот. – Семь верст.
Надо было что-то срочно решать, иначе все могли быть просто перебиты. Сколь ни тяжело было принять единственно правильное в той ситуации решение, Завалишин его все же принял.
– Отступаем! – приказал он коротко. – Пушки тащим с собой.
Едва персы увидели, что наши отходят, они немедленно усилили натиск. Теперь единственное, что сдерживало их пыл – это картечь. Причем противник трижды захватывал оставшиеся две пушки, но всякий раз казанцы отгоняли их штыками.
Так медленно отступая, отряд дошел до Пери-Базара. Удержать селение не было никакой возможности, и Завалишин продолжил отступление уже на Энзели.
Наконец добрались и до Энзели. Под прикрытием корабельных пушек сразу почувствовали себя уверенней.
– Будем ждать ответа Баба-хана, может, что все еще и образуется, – объявил офицерам Завалишин, хотя и без обычной уверенности в голосе.
Но последующие известия не оставили и последнего шанса на улучшение дел. Как выяснилось, Баба-хан вместо ответа Цицианову направил в Гилянь еще шесть тысяч войска, которое через неделю должно было подойти к Решту.
Между тем началась и невыносимая жара, от которой солдаты просто падали без чувств.
Отчаявшись что-то поправить, Завалишин дал команду грузить десант на суда.
– Курс на Баку! – велел он. – Не получилось на южном берегу, попробуем взять свое на западном!
Правитель Баку Хусейн-Кули-хан был человеком многоопытным. Едва в жарком воздухе Закавказья запахло большой войной, он начал укреплять свой город, превращая его в мощную крепость. Во времена оные Хусейн-Кули-хан был дружен с генералом Цициановым, а потому понимал, что тот слов на ветер не бросает – если прислал письмо о незамедлительном принятии российского подданства, то ослушания не потерпит.
Поэтому буквально за три недели до подхода русской флотилии Хусейн-хан велел вывезти в безопасные горы самое ценное имущество, женщин и детей, оставив в Баку лишь способных к его защите.
Так что к моменту прибытия Завалишина город был полон припасов, а стены ощетинились стволами орудий.
Сам Хусейн-Кули-хан заявил своим подданным:
– Я лично буду защищаться как лев и того же требую от всех вас. Мы покинем наш Баку только тогда, когда уже не останется никакой возможности к обороне! Клянетесь ли вы быть послушными мне?
– Клянемся! – кричали в ответ бакинцы, потрясая ятаганами и ружьями.
Все ворота в город Хусейн-Кули-хан забаррикадировал, кроме одних, через которые он полагал уйти в горы в случае крайних обстоятельств.
Когда флотилия Веселаго подошла к Баку и высадившийся десант занял торговый порт, Хусейн-хан послал к Завалишину переговорщиков узнать о причинах прихода, хотя все и так было очевидно, что русские пришли не просто погостить.
Завалишин, не будучи дипломатом, ответил прямо:
– Я прислан по повелению моего государя императора Александра занять Баку, а посему требую немедленной и безусловной сдачи! На раздумья даю двое суток и ни минуты больше!
Теперь у владетеля Баку оставалась надежда, что шах пришлет войска и выгонит русских, но на это надо было время. К тому же и русские не смогут сидеть под стенами Баку нескончаемо. Короче, время работало на Хусейна-Кули-хана, поэтому он, проглотив обиду, двое суток послушно молчал, когда же время вышло, вновь прислал парламентера. И тот, потупив глаза, заявил, что бакинский хан просит продлить отсрочку… на два месяца.
От такой наглости Завалишин даже рот открыл. Затем, когда пришел в себя, заявил резко:
– Я требую сдачи крепости до захода солнца. Ежели этого не будет, начинаю бомбардировку!
Разумеется, что с наступлением ночи Баку не сдался. На этом все переговоры были исчерпаны, и на следующий день (это было 15 августа – день Успения Богородицы) наши открыли огонь по крепости. В ответ из крепости тоже полетели ядра.
При этом защитники крепости были точнее, так как артиллеристам Веселаго мешала знаменитая каспийская мертвая зыбь. И не шторм как таковой, но качает и кренит корабли так, что не возрадуешься! По этой причине ядра с судов флотилии летели в цель не слишком точно.