Персики для месье кюре

Харрис Джоанн

— А вы-то что здесь делаете? — спросил он. — Разве вы не знаете, что теперь тут хозяйка — та женщина в бурке?

— Так именно ее мы и разыскиваем.

Он неприязненно поморщился.

— Ну что ж, удачи вам. Только разве она теперь не в Маро живет?

— Да, в Маро. Но мне кажется, она куда-то уехала, — сказала я.

— Может быть. Я ведь тоже давно ее не видел. — Пуату вдруг оживился: — А что, если она с нашим месье кюре убежала? Знаете, он ведь тут работал на прошлой неделе. Решил расчистить помещение, которое сам же и угробил.

И

Пуату громко рассмеялся, радуясь собственной шутке, хотя мы с Жозефиной даже не улыбнулись. Впрочем, мысль о том, что исчезновение Рейно может быть как-то связано с исчезновением судна Инес Беншарки, вовсе не показалась мне такой уж невероятной. В конце концов, ведь мы нашли его четки буквально в двух десятках шагов от причала. Так мог ли Рейно взять это судно или не мог?

Жозефина считала, что не мог.

— Я уверена, что его она взяла, та женщина. Возможно, ей удалось как-то починить мотор. А может, она просто направила судно вниз по реке. Или кому-то продала. Честно говоря, если и так, я особо горевать не стану. Особенно если теперь она больше тут не появится.

— Значит, Карим был прав. Она действительно исчезла! — донесся до нас чей-то голос.

Я обернулась. Зрелище было неожиданное и весьма неприятное: к нам через маленькую площадь приближалась Каро Клермон вместе со своим мужем Жоржем, который тащился позади с видом совершеннейшего барана, и отцом Анри Леметром, который одарил меня летучей и совершенно бессмысленной улыбкой, а Майю даже ласково потрепал по голове.

Майя мрачно на него глянула и заявила:

— Мой джинн тебя не любит!

Отец Анри, казалось, был озадачен, но ничего не ответил.

— Мой джинн живет в пещере, — продолжала Майя. — У него там крысы. И он обещал мне исполнить три желания.

Отец Анри широко — до нелепости! — улыбнулся и воскликнул:

— Какой оригинальный ребенок!

— Только жаль, что ей позволяют играть на улице без присмотра, — заметила Каролина, выразительно глянув на Розетт. — Если учесть, сколько неприятных событий произошло в Маро в последние дни, не стоит, на мой взгляд, разрешать детям бегать повсюду одним.

Розетт обозначила свое отношение к этим словам весьма характерным звуком — несколько неприличным, похожим на пуканье, — и в тот же миг острый, как стилет, каблучок Каро застрял между булыжниками. Она попыталась его вытащить, но каблук застрял намертво.

— Розетт! — сказала я.

Розетт с самым невинным видом посмотрела на меня и снова издала то же «пуканье». Каблук выскочил из щели так внезапно, что туфля, сорвавшись с ноги Каро, пролетела над всей площадью, и отец Анри бросился ее подбирать.

Майя и Розетт переглянулись и захихикали.

— Вы говорили с Каримом? — спросила я Каро. — Это он сказал вам, что его сестра покинула Маро?

Она кивнула.

— Он наш добрый друг. Очень милый человек; прогрессивный, вежливый и совершенно аполитичный в отличие от старого Маджуби. Ах, если б только все они могли быть такими!

— Не знала,

что вы были с ним так близки, — заметила я. — Наверное, и с его сестрой тоже?

— С Инес? Нет! Если честно, лучше б она вообще к нему не приезжала.

Почти то же самое в самый первый раз мне сказала и Жозефина.

— Почему?

Каро поморщилась.

— Эта женщина — просто помеха для всех. У нее со всеми вражда. Карим так старался перетащить общину своих соотечественников в двадцать первый век! А какую поддержку он оказывал своей сестре — а ведь у этой особы характер отнюдь не самый уравновешенный — и ее несчастной дочке! Именно Карим первым догадался, что необходимо заменить старого Маджуби; именно благодаря Кариму спортзал стал тем, чем он является сегодня. До его появления это была просто бетонная коробка с несколькими беговыми дорожками, а теперь там настоящий светский клуб, место встречи, куда здоровые молодые люди приходят, чтобы совершенствовать свою физическую форму, а не пьянствовать. — И Каро, выразительно подняв брови, посмотрела на Жозефину. — Вот если б и у нашей молодежи было нечто подобное!

— Раньше они прекрасно играли все вместе, — сказала Жозефина. — Помнится, и ваш Люк с удовольствием играл в футбол с Алисой и Соней.

Каро презрительно фыркнула:

— Вы же совсем не понимаете, каковы их культурные традиции! С их точки зрения, совершенно недопустимо, чтобы мальчики и девочки играли вместе. Это идет вразрез с их правилами и привычками и может привести к самым различным неприятностям. — Она одарила Жозефину своей леденяще-сладостной, точно сахарная глазурь, улыбкой и сказала: — Уж вам-то следовало бы иметь это в виду.

— Почему именно мне? — тихо спросила Жозе-фина.

— Ну, это же ваш мальчик дружит с дочерью Инес Беншарки. А поскольку всем известно, что происходит, когда дети представителей столь различных культур играют вместе… — Каро вдруг умолкла, пытаясь скрыть раздражение, и мне показалось, что в эту минуту она вспомнила, что и ее Люк… — Я, собственно, хотела сказать, что нам следует быть более толерантными, более восприимчивыми. — И, завершив свою речь, Каро остро глянула на Жоржа, так и не произнесшего ни слова. — Некоторые люди оказываются просто несовместимыми с таким типом сообщества, какое сложилось у нас.

— Вы имеете в виду Инес? — спросила я. — Или, может, Алису Маджуби?

Каро так и подобралась.

— Очевидно, вам об этом известно больше, чем мне! — бросила она и, повернувшись к отцу Анри, сказала: — Идемте, отец. У нас еще очень много всяких дел.

И Каро в сопровождении своей свиты гордо проследовала к церкви, где в отсутствие Рейно спешно убирали старинные скамьи для моленья, заменяя их более практичными пластиковыми стульями. А вскоре там должны были установить и большие видеоэкраны, которым предстояло возвестить вступление церкви Святого Иеронима в двадцать первый век.