Персиковый мед Матильды
Шрифт:
Однажды Оля пришла к ним, принесла, кажется, вкусную копченую селедку и сказала, что хотела бы почитать Бальзака. Несколько странное желание. Бальзак. Вроде бы как раз по телевидению недавно прошел фильм по произведению Бальзака. Как бы то ни было, книги из серии иностранной литературы стояли на верхней полке шкафа. Понятное дело, лезть туда пришлось Оле, поскольку в квартире, помимо их двоих, никого не было, Борис еще не вернулся с работы. Оля забралась на стул, и солнце, бившее в эту минуту в окна, осветило ее всю, стоявшую на табуретке, такую красивую, тоненькую, залитую светом и отчаянно молодую, почти девчонку. И надо же было именно в эту минуту вернуться Борису! Он вошел как раз тогда, когда Оля полезла за второй книгой. Увидев в дверях Бориса, так и замершего на пороге и откровенно любующегося стоявшей на табурете Олей в прозрачном провокационном платье, Лена выпалила что-то грубое, отчаянное, злое, после чего вышла, громко хлопнув дверью. Все понимали, что отсутствие у Оли и Бориса какой-либо реакции на столь неприличный поступок Лены вызвано исключительно их пониманием состояния беременной женщины. Хотя в другой ситуации Ольга, к примеру, могла обидеться и уйти, а Борис – просто закатить скандал.
– Да, мне тогда действительно показалось, что он смотрел на тебя с восхищением, невольно сравнивал меня, растолстевшую и изуродованную беременностью, и тебя, стройную, почти голую под платьем. Но скажи, при чем здесь моя дочь?
– Ты же сама мне говорила: в ее возрасте все чувства очень сильные, яркие. Это касается не только любовных переживаний, но и чувства обиды, к примеру, и самая невинная мелочь может вызвать бурю, всплеск эмоций. Думаю, Катя приревновала Сашу к кому-нибудь. Но это я так, только предполагаю. Просто твой зять – парень видный, девушки на него заглядываются, вот Катя и переживает. Думаю, произошла какая-то сцена, после которой Катя и решила написать тебе, не подумав о том, что последует за этим – как ты будешь волноваться. Поверь мне, ничего серьезного не произошло. Кстати, ты звонила ей?
– А ты как думаешь? Я постоянно набираю ее номер, но она не отвечает.
– Давай попробуем еще раз, – предложила Оля.
Лена, слушая ее, вдруг поняла, что приход подруги принес ей ощущение приятного покоя, Оля действует на нее благотворно, больше того – ей хочется верить. Может, на самом деле не так уж все и плохо? Просто Катя вспылила и написала, не подумав о том, что будет дальше – и с матерью, и с ней самой.
– Все дети в какой-то степени эгоисты, и кому как не тебе она могла бы пожаловаться?
– Подожди! Вот… длинный гудок. Господи, только бы она взяла трубку! А то я сойду с ума. Алло? Кто это? Саша? – Лицо Лены словно окаменело, а глаза уставились в одну точку. – Саша. Где Катя? Вышла прогуляться? У нее все в порядке? Ты уверен? Просто она мне написала, что вы… поссорились. Нет? Мелочь, ерунда? Пусть она мне перезвонит, хорошо? Только обязательно передай ей мою просьбу, скажи, что я жду ее звонка. Как вы там… вообще? Нормально? Понятно. Ну, хорошо. Просто я переживаю. Знаю, она у меня девочка вспыльчивая, нервная, но ты должен понимать – она первый раз замужем, многих вещей не осознает или не хочет воспринимать. Саша, ты слышишь, что я тебе говорю? Жаль, что она не может поговорить со мной. Но ты скажи ей… Ладно, я начинаю повторяться. Да, она здорова? Ну, хорошо… Ладно, пока-пока. Целую.
Лена положила трубку и взглянула на Ольгу.
– Ты все слышала. Саша говорит, что это была небольшая ссора, так, мелочь. Катя уже давно успокоилась. Вышла куда-то прогуляться. Только непонятно, почему одна? Она же не знает языка. Как он мог ее оставить одну?
– Успокойся, говорю. Ничего страшного не случилось.
– Но и ты пойми: они же молодожены, отправились в свадебное путешествие, не думаю, что это лучшее время для ссор.
– Для ссор вообще не бывает лучшего времени, – заметила Ольга. – Вот увидишь, она перезвонит тебе, обязательно извинится и скажет, что была не права, когда написала тебе это письмо, что она просто вспылила.
– Хорошо, подождем. Хочешь чаю? У меня и пирог есть.
Катя позвонила через полтора часа. Лена, под влиянием Ольги пребывавшая в более спокойном состоянии, узнав голос дочери, поначалу улыбнулась, но потом, когда до нее дошел смысл услышанного, вся сжалась, словно получила удар:
– Мама! Я не хочу с ним жить! Он изменил мне с одной русской… настоящей шлюхой… здесь, в замке! – рыдала Катя в трубку. – Она служанка, ничтожество, но я видела их вместе. На ней была ночная рубашка. Он даже не повернулся, услышав мой вопль! Он жестокий, он не любит меня, и я вообще не понимаю, зачем же он тогда меня сюда привез?!
– Господи, Катя, да что такое ты говоришь?! Я разговаривала с ним недавно, он сказал мне, что у вас все хорошо!
– Это ему хорошо, он мужчина, и ему многое позволено. А что здесь делаю я?! Мама, мамочка, забери меня отсюда! Умоляю тебя…
– Катя, успокойся. Что у вас произошло? Где Саша, я могу сейчас поговорить с ним?
– Нет, он спустился в бар. Да и что он мог бы тебе сказать? Что изменяет мне с другой? Он скажет, конечно, что у нас все прекрасно…
– А может, между ними ничего и не было? Может, они просто поговорили, и все? – со слабой надеждой в голосе проговорила растерянная, расстроенная Лена. Мысленно она уже покупала билет в Германию и летела на самолете к Кате.
– Мама, мне так больно… Так тяжело…
– Может, ты сама вернешься домой? Купишь билет, и – три часа или дольше?
– Не знаю. И, главное, я ничего не понимаю! У нас же с ним было все хорошо. Сейчас же он ведет себя так, словно она, эта русская, для него – все! Разговаривает с ней так, словно не я, а она его жена, близкий ему человек.
– Ты все же скажи ему, что я хотела бы с ним поговорить, – попросила Лена. – Не думаю, что он откажет тебе.
– Хорошо, – упавшим голосом произнесла Катя. – Ладно, мама. Ты извини, что я на тебя все это навалила, весь этот груз… Я не понимаю, я ничего не понимаю! Если что-то решится насчет моего отъезда, я тебе позвоню. Все, целую.
7. «Зоммерберг»
В дверь постучали. Уставшая от слез Катя открыла и увидела перед собой Михаэля. Она понимала, что на ее лице отпечатались и бессонная ночь, и обида вместе с ревностью, и вообще – болезненное восприятие жизни, но вот уж перед кем-кем, а перед Михаэлем ей было все равно как выглядеть. Другое дело – зачем он пришел? И, словно услышав ее немой вопрос, Михаэль повернулся, и за его спиной вдруг появилось веселое до неприличия лицо Татьяны – источника всех бед, обид и разрушения семьи в целом. Не хватало только Саши. Но он уехал в Мюнхен еще рано утром, бросив через плечо рыдающей, безутешной молодой жене: мол, едет насчет недвижимости.
– Михаэль приглашает тебя на экскурсию в Чехию. Соглашайся!
Она обращалась к Кате на «ты», словно они были близкие подруги. Чехия, значит? Что ж, это знак. Каждый день приносит разные знаки, главное – понять их и использовать в свою пользу. Эта парочка пошловатых любовников захотела для себя компанию, чтобы поехать в Чехию. Почему? Да ни почему. Просто так.
– Чехия… – Она хотела сказать: «А как же Саша?» – машинально, потому что не представляла себе никаких экскурсий без него, но, с другой стороны, он за последние пару дней разрушил все то, что прежде удерживало их друг возле друга. Он проводил время с этой русской шлюхой, нисколько не беспокоясь о том, как воспринимается эта странная дружба Катей, его молодой женой. Надо быть круглым идиотом, чтобы не понять, насколько больно ей при мысли, что ее присутствию он предпочитает общество Тани. Если он может так спокойно причинять ей боль, то почему бы и ей тоже не дать ему прочувствовать такую же боль?