Перстень Царя Соломона
Шрифт:
– Получается, что я ставлю его в заклад? – медленно произнес я.
– Получается, так,- не стал юлить Ицхак.- Но если ты сам полностью уверен, что сбудется именно так, как тебе и привиделось, опасности для тебя нет и расставаться с ним не придется. Кроме того, твоя готовность поставить его в заклад более всего подтвердит твою убежденность в успехе.
Я задумался. А если все не так? А если я попал не в прошлое, а, скажем, в какой-то параллельный мир, очень похожий на наш, почти во всем совпадающий, только с маленькими, почти незаметными отличиями? И одно из них заключается как раз в том, что никаких публичных казней Иоанн Грозный в Москве устраивать не станет. Тогда Ицхаку и впрямь придется возвращать деньги, а мне – дарить ему поставленный в заклад перстень. Жалко. Да и вообще – сроднился я с ним как-то. Он мне душу греет – как посмотрю, так Машу вспомню. Стою и думаю: на что решиться, соглашаться или…
Но если отказаться, придется искать кого-то другого, и не факт, что эти поиски увенчаются успехом. Навряд ли найдется еще один человек, который поверит в мое «видение», и тогда все равно придется закладывать камень, только за более низкую цену.
– Хорошо,- Видя мое колебание, Ицхак решил переиначить свое предложение,- Если все прогорит, убыток на мне. Полностью, какой бы он ни был. Подарок тоже за мной.- Он чуть поколебался, а потом нехотя выдавил: – Если убыток меньше десяти тысяч рублей, я подарю тебе две тысячи, если больше – тысячу. Это огромные деньги,- И предупредил: – Может быть, завтра я стану сожалеть о предложенном, поэтому советую согласиться сейчас.
Сейчас так сейчас. А то и впрямь передумает. Давай-ка доверимся судьбе, и будь что будет. Тем более я следую из сферы Победа в сферу Любовь. Значит, моя затея не то что имеет шансы на успех – она просто обречена на него. В конце концов, каббала – не рулетка, чтоб так бессовестно обжуливать одиноких путников, безмятежно топающих от сефирота к сефироту.
– Ладно,- кивнул я.- Пусть будет так.
И мы тут же перешли ко второму животрепещущему вопросу – как делить.
«По справедливости!» – кричал Шура Балаганов. «А кто такой Козлевич?!» – вопил Паниковский. Но все закончилось тем, что деньги забрал Остап Бендер.
Товарищ Ицхак чем-то напоминал Кису Воробьяни- нова и работать за половину отказался категорически, упирая на то, что я совершенно ничем не рискую, а потому мне вполне хватит по десяти денег с каждого рубля. Получалось десять, нет, даже пять процентов, ведь московок, или сабельных денег, в рубле двести штук, а Ицхак, вне всяких сомнений, подразумевал именно их. Пятьсот рублей с десяти тысяч меня никоим образом не устраивало, тем более что Ицхаку не повезло – как раз в тот момент я совершенно забыл о нынешней стоимости денег. Если бы вспомнил, то, вне всяких сомнений, тут же согласился бы, а так…
– И мои харчи,- заявил я мрачно.
Ицхак недоуменно воззрился на меня. Стало понятно, что в Неаполитанском университете бессмертного творения Ильфа и Петрова не изучали. Пришлось слегка скостить первоначальный процент. Он тоже поднял предлагаемое, хотя и ненамного.
Битый час мы дискутировали на эту тему, и доволь- но-таки бурно. Конечно, мастерство и профессионализм купца круче моего в сто раз, так что опыт победил – я срезал от своего требования вдвое больше, чем он прибавил, и мы мирно сошлись на двадцати процентах. При этом он ухитрился оговорить, что если ему все-таки придется платить резу какому-либо выжившему заимодавцу или его родичам, то мы будем выкладывать ее в равной пропорции. В ответ я только великодушно махнул рукой, полагаясь на добросовестность наших великих историков и их бережное отношение к именам и фамилиям. Летописцам врать тоже как бы не с руки, а Иоанну Васильевичу – тем паче.
– Вот только нам надо поторопиться,- озабоченно сказал я,- Казнят их в июле, но когда поволокут на Пыточный двор, я не видел.
Ицхак со мной согласился, хотя идею насчет нашей с ним немедленной скачки в столицу, а значит покупки лошадей, отверг напрочь. Мол, глупо это – река сама довезет. Я вначале настаивал, но тут его аргументы оказались железобетонными.
Во-первых, дорог на Москву в этих местах, как авторитетно заявил купец, нет вовсе. Разве что до ближайших деревень и все. Не нужны они местному люду. Вот она, водная гладь. Пусть не больно-то широка, но для ладьи, даже купеческой, груженной под завязку разным товаром,- простор. Садись и кати себе до Москвы-реки, а дальше по ней до самой столицы. Красота, да и только – вода сама тебя несет к цели, а ты сидишь сложа руки и поплевываешь с борта. Обратно чуть хуже, потому как против течения, так что придется погрести, но зато ладья уже пустая – расторговался, а если что и прикупил домой, то из мелочовки.
Отсюда следует «во-вторых» – отсутствие проводника. Да и «в-третьих» тоже – где взять лошадей для верховой езды? Поначалу я подумал, что Ицхак попросту накручивает препятствий, но уже через несколько часов и сам убедился в правильности всего сказанного им.
Произошло это, когда мы причалили к очередной пристани. Город назывался по имени реки – Руза. Были уже сумерки, когда три наших ладьи пришвартовались. Я не стал любоваться окрестностями. К тому же разглядеть с берега хоть что-либо было невозможно – обзор напрочь загораживал здоровенный, с пятиэтажный дом, если не больше, земляной вал, который окружал кремль. Посад со слободами виден был хорошо, но там как раз ничего интересного – убогих домишек с узкими оконцами я насмотрелся и в Кузнечихе, так что сразу пошел по делам – искать лошадей и проводника.
Искал долго, но практически безрезультатно. Проводников не имелось вовсе, а с лошадьми… Клячи, которые местный люд выставил на продажу, даже на мой дилетантский взгляд годились разве для полевых работ, да и то с выбором, чтоб не особо тяжелые. Использовать же их в качестве верховых было бы чистой воды самоубийством. Может, мне так «повезло», не знаю, но факт остается фактом – ехать не на чем.
К тому же имелся еще один немаловажный нюанс, о котором мне вовремя напомнил Ицхак, пока я уныло оглядывал коней, а они еще более уныло меня.
– Почтенный Константино, надеюсь, простит мое назойливое любопытство, но мне бы очень хотелось знать, как часто ему приходилось путешествовать в местах, где нет дорог,- с легкой иронией в голосе осведомился он.
– Чаще, чем в местах, где они есть,- туманно ответил я, не желая срамиться.
Между прочим, не врал. Мне посчастливилось взгромоздиться на лошадь раза три и не по делу, а так, прокатиться, и, разумеется, дорог я не выбирал.
– Пусть так,- согласился Ицхак,- и почтенный синьор готов скакать без остановок на ночь, но все равно эти лошади,- подчеркнул он последние слова, презрительно указывая на понуро стоящих коней,- будут непременно нуждаться в отдыхе.
Я в последний раз покосился на них и в душе согласился с купцом, сделав существенную поправку. Судя по их виду, в отдыхе они нуждались уже сейчас, еще до скачки, а где-то на двадцатой версте, если не раньше, эти кони, как их ни нахлестывай, и вовсе лягут костьми поперек дороги.
К тому же мой огромный опыт… Навряд ли я смогу без остановки на ночь. Конечно, кати мы с обозом, а не по реке, я бы все равно рискнул, а так смысла это путешествие и впрямь не имело. Да и плыли мы сегодня достаточно быстро, отмахав за день не меньше пятидесяти верст, и проскакать больше все равно не получится. Во всяком случае, у меня.