Перстень Мага
Шрифт:
Его обгоняли, толкая, женщины с большими корзинами, скрипучие двухколесные тележки, груженные всякой всячиной: глиняными горшками, яблоками, луком, абрикосами. Хозяева погоняли ослов, спеша доставить свой товар, пока на базаре еще много покупателей. Взгляд Гайяра лениво скользил по их лицам, спускался ниже, мимоходом ощупывая пояса. Нет, эта добыча его не интересовала. Еще никогда в жизни он не унизился до того, чтобы обокрасть бедняка. Просто это уже стало привычкой: оценить с одного взгляда, к какому сословию принадлежит человек и есть ли у него деньги. О, тут чутье никогда не обманывало Гайяра! Он словно насквозь видел грязные пояса базарных попрошаек
Это еще только боковые улочки, а ноги, ускоряя шаги, влекли мальчика к базару, где взгляду предстанут целые россыпи кошелей, припрятанных золотых монет, драгоценных браслетов и ожерелий. Базар, благословенный шадизарский базар! Кормящий голодных, обогащающий богатых, сверкающий золотом и серебром, переливающийся разноцветными шелками! У всех находится повод, чтобы хоть раз в день заглянуть сюда, пускай только ради того, чтобы потолкаться в толпе, прицениться к кинжалу в замысловатых ножнах, имея лишь дыру в кармане, выпить кружку кислого вина у бродячего торговца или съесть горячий кешаб с уличной жаровни.
Гайяр брел от лавки к лавке, ни на что не заглядываясь, позволяя толпе нести себя, как медленный поток несет и вертит легкую щепку.
Случай сам найдет его, а пока можно поглазеть на красавиц, выбирающих пестрые туранские шали, или постоять у широкого загона с лошадьми. Здесь, у невысокой ограды, всегда людно, как бывает и у помоста, где раз в седьмицу продают рабов. Но сегодня там пусто и тихо, зато здесь, у ограды, зеваки вперемешку с покупателями наперебой обсуждают достоинства тонконогих скакунов.
Мальчишки-конюхи по одной выводили всхрапывающих лошадей и останавливались перед помостом, сооруженным для именитых покупателей. Полотняный навес защищал их от солнца, низкие столики были уставлены кувшинами с вином, чашами с холодным шербетом, вазами с фруктами и сладостями. Гости не спеша наполняли кубки и степенно, не выказывая интереса, переговаривались между собой. Гайяр вздохнул — туда, на помост, ему не проникнуть, придется довольствоваться добычей поскромней. Он незаметно огляделся по сторонам: поношенные рубахи, простые кожаные пояса, неяркие халаты. Вдруг кто-то бесцеремонно толкнул его в спину:
— Эй, малец, подвинься, ты мне все поле загораживаешь!
Гайяр весь внутренне подобрался: вот она, сегодняшняя удача, сама идет в руки! Слегка повернув голову, он насмешливо взглянул через плечо:
— Полегче, полегче, почтеннейший! Разве ты не видишь, что я выбираю себе коня?!
— Ты-то? Коня?! Ха-ха-ха! А ну, подвинься, голодранец, это я собираюсь выбрать себе коня, а из-за твоей спины ничего не вижу!
— Э-э-э, дядюшка, не тебе с твоими заплатами называть меня голодранцем, меня, любимого сына купца Расата! И не тебе с твоим тощим кошельком равняться со мной! Отойди в сторону и не серди меня!
Гайяр прекрасно разглядел и узорный халат, и шелковый пояс, и дорогую шапку купца, с которым бранился. Он видел, как покраснели от гнева его глаза, заплывшие жиром, как задрожали пальцы, унизанные кольцами:
— Ах ты щенок! Как видно, ты научился лгать еще в утробе матери! Нет, вы только послушайте — сын купца Расата! Да у него пять дочерей и ни одного сына! — От злости
Зеваки, забыв про лошадей, вовсю потешались над ним, а Гайяр все не унимался:
— Как раз два дня назад, почтеннейший, у него появился сын! И это я! А вон тот гнедой аргосский жеребец с белыми бабками мне подойдет — он легок на ходу, красив и вынослив! Его я, пожалуй, и куплю!
— Тьфу, молокосос! Да это лучший жеребец из конюшни Кирра и его куплю я!
— Где тебе! Это конь не для таких бедняков, как ты!
— Ах ты… Ах ты, дрянь, шакал и сын шакала! Да у меня денег хватит на десять таких жеребцов! А ну, подвинься, тебе говорю, ишачий помет! — он сердито пыхтя, оттолкнул парня в сторону и ухватился за брус невысокой ограды.
Конюх, увидев, как он взмахнул рукой, подвел поближе жеребца-трехлетку. Недавно объезженный, конь был поистине великолепен: косил горячим лиловым глазом, грыз удила, показывая ослепительно белые зубы, скреб землю широким копытом.
Купец, торжествуя, воскликнул:
— Покупаю! Этот жеребец мой! — и, метнув на Гайяра злобный взгляд, пошел к воротцам.
Гайяр лукаво посмотрел ему вслед и, не дожидаясь, пока купец ощупает свой пояс, скрылся в толпе. Пусть теперь покупает хоть целый табун!
Базар больше не интересовал Гайяра. Сегодня он сорвал свой золотой плод, который приятно оттягивал рубаху под левой рукой. Вокруг сновали, шумели, смеялись, горланили торговцы и покупатели, ревели заупрямившиеся ослы, звенели бубны и пищали дудки, а он быстро шел мимо толпы, ни на что не засматриваясь, лишь скользя по заманчивым товарам рассеянным взглядом. Теперь надо было где-то отсидеться до вечера, и мальчик решил вздремнуть в одном из тенистых садов южной окраины. Прибавив шагу, он вышел на широкую улицу, потом свернул с нее направо и, пару раз оглянувшись, пошел еще быстрее. Улицы в этот час были пустынны — казалось, весь город толкался там, на базаре, лишь дети и немощные старики остались дома. Белый забор и крытая красной черепицей кровля привлекли внимание Гайяра.
Не задумываясь, он подпрыгнул и ухватился за толстую ветку платана, росшего там, за забором, и раскинувшего густой зеленый шатер над половиной улицы. Листва мешала осмотреться как следует, и мальчик ловко, как обезьяна, перебрался на другую ветку, поближе к дому. Тихо. Глухие стены и колючие кусты барбариса окружили крошечный дворик, мощенный разноцветными квадратными плитами. Из бронзового цветка, искусно установленного в небольшую мраморную колонну, тонкой струйкой лилась вода, наполняя каменную, позеленевшую от сырости раковину. Негромкое журчание воды — и больше ни звука, ни шороха. Гайяр хотел уже спрыгнуть на камни, но что-то заставило его прижаться к стволу, слившись с нагретой корой дерева.
За высокими кустами отчетливо послышались шаркающие шаги и негромкое бормотание. Наконец около фонтана из зарослей вышел дряхлый старик, бережно неся зажженный светильник. Гайяр во все глаза смотрел на него сверху, удивляясь. А старик присел на невысокую каменную скамью, поставил светильник рядом.
— Ух, хвала Светлым Богам, все убрались из дома! Давненько же я сюда не наведывался, видит Бел! Невестка, ненасытная змея, глаз с меня не спускает, все хочет дознаться, где я беру деньги… Ха-ха-ха, я даже сыну своей тайны не открыл и не открою! Так и умру… унесу все с собой! Пусть попляшут! Пусть весь дом разберут по камешку! Ха-ха-ха! — от смеха слезы текли по его сморщенным щекам, зеленая бархатная шапка тряслась на седой голове, а он хлопал себя ладонями по коленям: