Первая академия. Том 2

Amazerak

— Тогда понедельник и пятница. Девять часов вечера. Встречаемся там же, где и сегодня.

— Обязательно буду приходить. С тобой интереснее, чем на занятиях по магической практике.

Мне осталось только усмехнуться про себя. Да уж, там драться не учат.

Дойдя до квартала с общежитиями, мы расстались, и я отправился обратно. Мой дом находился в противоположной стороне от главной аллеи.

По пути встретил двух охранников. Они потребовали академический билет и записали мои данные. Они не знали, что жертвой ночного нападения был именно я, а я не стал их просвещать. Наоборот, сделал непонимающий вид и спросил,

по какой причине меня остановили, на что один из охранников заявил, что таков приказ.

Когда я проснулся утром, ничего не изменилось. Студенты, как обычно, спешили на занятия. Дворники раскидывали снежные сугробы, чтобы те поскорее растаяли, а вот охранники в синих шинелях больше не шныряли по территории. Сияло солнце, отмечая приход весны, по расчищенным дорожкам текли ручейки из-под умирающего снега.

Разговоров о ночном происшествии я от одногруппников не услышал. Студенты даже не подозревали о случившемся. Как всегда, судачили об учёбе, преподавателях, обсуждали музыку, кино и книги. Ничего не изменилось.

Я ждал, что ректор сообщит мне итоги допроса, но сегодня этого не произошло. После занятий пообедал и отправился на тренировку. Завтра был выходной день, и я намеревался полностью посвятить его магическим практикам.

* * *

Николай Иванович Орлов в это воскресенье снова обедал в ресторане с Константином Вяземским. Им требовалось обсудить наедине ряд важных вопросов, в том числе, наём одарённых в корпус жандармов и личную стражу. Однако на этот раз было и кое-что ещё.

Орлов и Вяземский сидели в отдельной комнате на втором этаже за сервированным столом, ели и общались. Окна выходили на Театральную площадь, где, как обычно, кипела жизнь.

— Константин Григорьевич, не так много времени осталось до выпуска, — завёл разговор Орлов о том, что его сейчас интересовало больше всего. — Чуть более трёх месяцев. Сможете сказать что-то определённое по поводу найма?

— Да, разумеется. На сегодняшний день расклад таков, — Вяземский запил вином жаркое, промокнул рот салфеткой и откинулся в кресле. — В ваше ведомство пока что желает поступить двадцать два выпускника Первой академии и ещё триста тридцать пять человек из высших учебных заведений Нижнего Новгорода, Великого Новгорода, Владимира, Калуги и прочих городов. Одарённых из них — сто с небольшим. Цифры не окончательные, но до лета вряд ли сильно изменятся.

— Маловато, прямо скажем, Константин Григорьевич. Было бы неплохо сотен пять набрать. Люди нам нужны позарез. В последнее время то и дело восстания вспыхивают на заводах. Год от года работы всё больше становится. Иногда потери несём, бывает кто-то и в отставку уходит по здоровью, али по возрасту. Пополнение просто необходимо.

Триста пятьдесят человек, разумеется, было мало. В прошлом году от Вяземского поступило четыреста эфирников и одарённых, а в этом — в связи с увеличением штата сотрудников Орлов запросил пятьсот. Страна переживала непростые времена, жандармов требовалось много, чтобы держать ситуацию под контролем, а Вяземский давал людей даже меньше, чем в прошлом году.

Впрочем, Орлов прекрасно понимал, в чём причина: главы крупных родов как никогда активно набирали личную стражу. Это само по себе вызывало тревогу. А Вяземский помогал многим.

— Николай Иванович, я попытаюсь найти ещё несколько десятков человек, — заверил Вяземский. —

Но пяти сотен не обещаю. Помните, я предупреждал вас, что такое количество собрать маловероятно.

— Очень прошу, постарайтесь, Константин Григорьевич. Понимаю, что наше ведомство не в почёте среди выпускников. Делом мы занимаемся специфическим, но при этом крайне важным для обеспечения порядка в государстве.

— Сделаю, что смогу. Но не всё зависит от моей воли.

Ответ прозвучал сухо. Вяземский не любил, когда на него давят.

— В любом случае, примите мою благодарность. Ваша помощь неоценима.

— Не стоит, Николай Иванович, — кивнул с вежливой улыбкой Вяземский. — Таков мой долг перед Отечеством.

Орлов прекрасно понимал, что Константин Григорьевич трудится не ради благодарности или нужд Отечества. В тридцать первом году, когда Вяземские чуть было не подняли восстание против новой власти, с ними заключили договор, по условиям которого Вяземские продолжают поставлять в различные правительственные ведомства одарённых и эфирников, а взамен сохраняют контроль над Первой академией и целым рядом учебных заведений, а заодно получают неплохие отчисления из казны.

Вяземский был не единственным, к кому третье отделение обращалось за помощью в наборе сотрудников, однако работать ним было очень удобно: людей выдаёт хорошо обученных, цены не заламывает, всегда идёт навстречу… почти всегда.

— Хорошо. Теперь по поводу моей личной стражи, — сказала Орлов. — В этом году я бы хотел получить пятьдесят человек, среди которых будет не менее пятнадцать одарённых. Это возможно, Константин Григорьевич?

— Решили увеличить стражу, Николай Иванович?

— Верно. Времена нынче неспокойные. Хочу обеспечить надёжную защиту своей семье и родственникам.

— Понимаю. Скажу честно: это будет непросто, но сделаю, что смогу. И должен напомнить, что одарённые для личных нужд стоят дороже.

— Я заплачу столько, сколько потребуется, Константин Григорьевич.

— Значит, и возможности изыщем.

— Я знал, что на вас можно положиться.

— Всегда рад помочь.

— Знаю, Константин Григорьевич. Я ценю вашу позицию, хоть вы и отрицательно относитесь к тому, что произошло в тридцать первом.

Вяземский помрачнел:

— Николай Иванович, в тридцать первом я пошёл на уступки лишь для того, чтобы уберечь Россию от кровавой распри. Вы взяли своё, я — своё. Все остались довольны. И очень вас прошу не возвращаться больше к данной теме.

— Прошу прощения, Константин Григорьевич, однако я затронул эту тему не по собственной прихоти. Мне стало известно об одном инциденте, который может спровоцировать ту самую кровавую распрю, которой мы все хотим избежать. Хочу попросить вас об одной услуге не столько мне, сколько для Отечества.

— Слушаю вас внимательно.

— Двадцать восьмого февраля поместье, принадлежащее князю из рода Оболенских, посетили дружинники Святослава Шереметева. Возникло досадное недоразумение, из которого Пётр Оболенский сейчас пытается раздуть драму. Пострадал один слуга, да и тот, прямо скажем, по собственной глупости. Никакого иного ущерба нанесено не было. Сами понимаете, мелкий инцидент, не стоящий внимания. Однако меня сильно беспокоит поведение Петра Оболенского. Слишком много он об этом говорит, раздувая из мухи слона. Невольно возникают подозрения, а не готовит ли он новый заговор?