Первая Галактическая (сборник)
Шрифт:
Страшный силуэт высился над увядающими кронами, будто жуткая галлюцинация, мираж…
Чадящий обломок БПМ, плюющийся дымом у бетонной опоры дорожной развязки, делал картину еще более ошеломляющей. До сержанта, онемевшего от неожиданности, начал наконец доходить истинный смысл свершившегося события.
Машинально схватив дрожащими пальцами дугу укрепленного у рта коммуникатора с крошечным микрофоном на конце, он подал его к самым губам, словно этот жест мог чем–то помочь ему лично или как–то улучшить связь.
— Говорит пехотный–семь! — выдавил он в коммуникатор, не смея оторвать глаз от восставшего над лесопосадками, окутанного густым, клубящимся паром силуэта совершенно незнакомой машины.
— Седьмой, это командный–один! — раздался в коммуникаторе голос Джошуа, и сержант при его звуках испытал ни с чем не сравнимое облегчение, почти что экстаз, — настолько сильно он был потрясен и растерян.
— Сэр… — голос сержанта был хриплым и прерывистым. — Мы потеряли БПМ…
— Черт побери, я знаю! Доложи обстановку, седьмой!
Сержант пошевелил пухлыми губами, словно разминая их перед ответом…
— Я не могу описать этого, сэр… — признался он. — Что–то встало из–за деревьев… Оно огромное, окутано паром и не двигается…
— Это шагающий робот, болван! — яростно оборвал его Джошуа. — Обыкновенный аграрный робот! — повторил он.
— Сэр, если это аграрная машина, то как она только что разорвала на куски БПМ? — Сержант уже предчувствовал тот приказ, который сейчас отдаст Джошуа, и внутри все протестовало. — Я видел это своими глазами!
— Прекрати скулить, седьмой! Вы все трусите и потому умираете! Очнись, сержант! — Джошуа орал не своим голосом, срываясь на хрип… — Гудман подставил свою машину! Это обыкновенный агротехнический робот, на которого кто–то навесил пару лазеров! Не смотри на него, не покупайся, сержант, плюнь на его размеры!.. Ты должен остановить эту тварь! БПМ уже идут к тебе! Держи позицию и не пропусти его!
— Повторите, сэр…
— Я сказал — держи позицию до подхода БПМ! Ты понял меня?!.
— Да, сэр… — упавшим голосом подтвердил сержант.
Бойцы его взвода видели, как их командир опустил руку, которой прижимал коммуникатор к самым губам. Статис–генераторы, сдвинутые взрывной волной, вновь заработали, и дождь опять отсекало где–то вверху, но ближние к сержанту бойцы заметили поблескивающие на его лбу капельки влаги и поняли, что это не дождь, а пот…
Кинув беглый взгляд в сторону неподвижного силуэта, сержант раздраженным движением опустил забрало своего гермошлема, и в наушниках раздался его голос:
— Гранатометчики — на исходную!..
***
Этот день запомнился Игорю своей чернотой…
Сжимая гашетки горнопроходных лазеров, он видел лишь нацеленные в него орудия да сам контур боевой планетарной машины. Он видел массу целенаправленно действующего против него металла, электроники, брони, но в эти мгновенья он не думал о живых существах — тех, кто, вероятно, сидит внутри машины.
Мысль о людях (пусть врагах, но людях!) окатила спину ледяными градинами пота в тот момент, когда на радиочастоте метнулся и затих чей–то болезненный вопль.
Сила, которая выпихнула Рокотова из кресла управления «Беркутом», не поддавалась осмыслению. Это был порыв, шок от осознания того, что он сделал…
На Дабоге слишком бережно относились к человеческой жизни, чтобы Игорь мог спокойно вынести мысль о том, что стал сознательным убийцей. Его истерзанный разум еще не мог воспринять мысль о том, что сюда пришли иные, воспитанные вовсе не на Дабоге человеческие существа, для которых само понятие «жизнь» не имеет того веса, ценности, святости, как то принято тут.
Пушечное мясо… Расхожий, легко восполнимый материал, гораздо более дешевый, чем сложная планетарная техника…
Эту правду ему еще предстояло узнать, а сейчас, выбираясь из днища «Беркута» через откинутый люк, он ощущал себя погруженным в кошмар, который не может, не имеет права обернуться явью…
Вокруг несмотря на дождь горели деревья. Жадное пламя охотно облизывало их кроны, шипело на листьях, чернило и скручивало побеги, роняя в грязь снопы искр…
Спотыкаясь и падая, Игорь, как ослепший безумец, вытянув вперед руки, добежал до уродливых, разбросанных по сторонам обломков горящей машины…
— Я сейчас… сейчас… — почти беззвучно выдыхали его губы, но Игорю казалось, что он кричит в голос и те, кто задавлен этими обломками, его слышат…
Лазерный залп рассек планетарную машину на несколько уродливых, неравных частей, которые развалило по сторонам полыхнувшим изнутри взрывом.
Добежав по жидкой, плюющейся паром грязи до первого обломка, Игорь увидел совершенно неестественный ракурс какого–то внутреннего отсека машины. Поставленный на попа кусок внутренней облицовки, незнакомые приборы, фрагмент кресла и… рука, которая еще судорожно сжимала в кисти обломок сенсорного рычага. Остальная часть человеческого тела была скрыта какими–то дымящимися ошметьями.
Игорь, которого колотило от шока, схватил эту руку, дернул и вдруг, потеряв опору, повалился на спину.
Что–то придавило его, обдав теплой, липкой жижей.
Глаза Рокотова расширились от ужаса. Рядом с ним в грязи лежала лишь верхняя часть туловища. Безвольно запрокинутая голова молодого, по сути, парня смотрела в черные небеса Дабога остекленевшим немигающим взглядом, а из перерубленных лазерным лучом кровеносных сосудов еще вытекала густая, почти что черная по цвету кровь…
В этот момент, инстинктивно подавшись в сторону от жуткого обрубка, Игорь закричал… Так, наверное, кричат смертельно раненные звери.