Первая Галактическая (сборник)
Шрифт:
Простор, что лежал по обе стороны дороги, сладко кружил голову и захватывал дух.
Здесь все пропиталось терпким ароматом лугов, который неосознанно вызывал воспоминания детства. Куда ни глянь, луга тянулись бесконечным бархатным ковром травостоя, текли к горизонту, плавно вздымались зелеными склонами пологих холмов, меж которых влажно и призывно поблескивала, замысловато петляя излучинами русла, речка Вереженка; кое–где виднелись рощи лиственных деревьев, каждая из которых была знакома до сладкой, щемящей боли в груди и будила свои, сокровенные воспоминания, — вон там, под сенью прохладной дубравы, в первый раз робко поцеловала мальчишку из города, что приезжал летом к родителям, в соседнюю усадьбу, а тут, — взгляд Ольги скользнул по нежной, невесомой листве берез, которая словно зеленая дымка обволакивала белоснежные стволы, — тут мать впервые показала ей, что такое грибы… — да мало ли воспоминаний оказалось связано с родными местами — голова шла кругом…
Присев на скат дорожной насыпи, Ольга смотрела вдаль и никак не могла насмотреться. Странно как–то… будто видела все это в последний раз.
Она даже вздрогнула, отгоняя дурную мысль.
Чего, спрашивается, распустила нюни? Ну и что, что завтра двадцать, — так жизнь же, она, ого, еще вся впереди, да и кто гонит ее с родных мест?
Интересно, сдал Сережка экзамены, приехал уже? — подумала она, почувствовав, как от сорванной травинки во рту вдруг разлилась терпкая горечь.
Что это сегодня со мной? — Даже злость немного взяла. — Как будто все одно к одному — и настроение какое–то грустное, щемящее, и травинку вон сорвала не глядя, а оказалась — горечь одна.
Ольга хотела встать, пойти к машине, чтобы разом отсечь хлопком двери все ненужные мысли и туманные образы, что баламутил в душе этот вечер, но воздух пах так упоительно… хотелось сидеть и пить его, как волшебную амброзию…
Наверно, приехал Сережка, может, заходил уже… — опять подумала Ольга, глядя, как беззвучно падают сумерки. — Надо бы заехать, поздороваться. Да и мать уже, наверное, волнуется, заждалась, — вдруг спохватилась она, вставая с откоса.
В вечерней тиши, разлившейся над полями, громко хлопнула дверка машины, мягко заурчал двигатель. Две фары вспыхнули, разогнав сумрак и осветив ровное полотно дороги.
Часто замигал поворотник, и машина тронулась с места.
Оставшиеся до усадьбы три километра промелькнули — едва заметила. Мягко притормозив подле забора, она заглушила мотор, глядя, как уютно светятся окна большого двухэтажного дома. Вот сбоку открылась дверь аккуратного, крытого пластиковой черепицей сарая, и огромная немецкая овчарка по кличке Альфа бросилась к машине, радостно повизгивая, — учуяла, кто приехал.
Ольга вытащила ключи из замка зажигания, заметив, как в ближнем окне мелькнула тень, — мать спешила к дверям встретить дочь. Девушка поспешно схватила сумочку, но только открыла дверку машины, как холодный нос Альфы доверчиво ткнулся в ее ладонь.
— Сейчас, милая, погоди…
Овчарка послушно отступила на шаг и села, внимательно глядя своими умными карими глазами, как она закрывает машину.
— Ну, как дела, Альфа? — Ольга присела на корточки, потрепала ее по холке, взъерошила черную лоснящуюся шерсть.
В ответ та лишь скосила глаза и зевнула, показав белоснежные клыки и розовое нёбо.
Дверь дома тихо приоткрылась, скрипнула ступенька деревянного крыльца. Мама…
— Оленька! Ну наконец–то! А я уж думала, не заплутала по дороге? — лукаво упрекнула мать, обнимая дочь.
Ольга прижалась к ней, обняла с радостным, щемящим чувством. Все, учеба закончилась, больше никуда не нужно уезжать, а впереди… впереди целая жизнь!..
— А где отец? — спросила она, чуть отстранившись от матери.
— Папа уехал в город несколько часов назад.
— Зачем? — обиженно спросила Ольга, доставая из багажника машины свои вещи.
— Вызвали его. Какое–то срочное собрание всех офицеров. Сама вот гадаю, что могло случиться, так вдруг.
Дочь уловила в ее голосе тревогу и не стала расспрашивать дальше, хотя в душе шевельнулся червячок обиды… Ну вызвали, — значит, надо… — подумала она, стараясь не обращать внимания на неприятное известие. Не хотелось портить такой вечер мелкими недоразумениями, — она ведь знала, отец ее любит и тоже наверняка переживает, что пришлось уехать, не повидав дочь в такой значимый для всей семьи вечер.
— Ну ладно, мам, пойдем в дом… — Она взяла ее за руку, и на душе сразу вновь потеплело. — Кстати, а Воронин Сережа не заходил?.. — как бы между прочим спросила она, поднимаясь по ступенькам крыльца.
— Ну как же… Заходил, часа два назад. Тебя спрашивал. Стройный такой, вытянулся, возмужал в своем училище. Прямо не узнать соседского шалопая.
Ольга довольно кивнула. Поднявшись на крыльцо, она остановилась, прежде чем войти в дом, и вдруг внутри что–то шевельнулось — не то предчувствие, не то просто страх.
Ночь наступала какая–то темная, недобрая…
***
Выход за пределы Солнечной системы и война с колониями показали нам, насколько сильна и одновременно слаба наша техника. Нельзя умалчивать тот факт,
что мы стали заложниками чрезвычайной мощи собственных космических кораблей. Они оказались очень грубым, слишком эффективным орудием уничтожения.
События на Дабоге, который превратился в мертвый кусок радиоактивного льда, послужили впечатляющим уроком.
Стирать миры — разве в этом виделась задача покорения колоний? Что толку от господства в космическом пространстве, если мы не в состоянии захватить самое ценное — жизненное пространство очеловеченных планет? Мы инициировали Вторую волну Экспансии не затем, чтобы уничтожать, а с целью покорять. В этом виделся смысл войны с колониями — эволюционной войны за обладание столь необходимым жизненным пространством.
На Дабоге все получилось с точностью до наоборот… Но отчаянное, варварское сопротивление этой колонии дало нам в руки мощнейшее оружие для продвижения вперед. Болезненное поражение наших десантных подразделений на поверхности Дабога обернулось технической победой — мы получили наглядный пример, урок и теперь знаем наземный аналог нашим космическим крейсерам. Шагающие агротехнические машины Дабога, должным образом модифицированные, доведенные до ума земными сервоинженерами, — вот тот клинок, который будет отковываться на иных мирах, пока не обретет прочности стали, способной хирургическим путем вырезать злокачественные опухоли сопротивления. И тогда десятки новых планет откроются наконец для граждан Альянса.
Как бы ни были жестоки отдельные эпизоды этого противостояния, оно неизбежно. Мы не можем ждать — ибо погибнем. Маховик войны раскручен, и
никто уже не сможет остановить движение человеческих масс, великого переселения народов, какого еще не знала история цивилизации…
(Джон Уинстон Хаммер, опубликованные дневники)
***
В президентском дворце, расположившемся посреди центрального городского парка столицы Кассии — Александрийска, этот вечер тоже выдался нервным и хлопотным.