Первая Галактическая (сборник)
Шрифт:
Кассия. Президентский дворец
Сто двадцать седьмая комната действительно оказалась похожа на компьютерный центр. Полвин, входя, вынужден был предъявить пропуск, и это обстоятельство насторожило Николая Андреевича. За последние двадцать лет маленький пластиковый прямоугольник исправно служил ему лишь в качестве брелока для ключей.
В помещении, куда он попал, царил таинственный полумрак, в котором интригующе светилось несколько древних мониторов, подле которых, за спинами операторов, толпилось с десяток человек. Первым, кто обернулся на звук, был сам президент Кассии Ханс Шнитке.
— Николай Андреевич!.. Наконец–то!.. Полвин пожал его сухую руку.
— Что случилось? —
— Два часа назад сработал навигационный маяк, который наши предки оставили на орбите вместе со спутниками связи, — так же вполголоса ответил Шнитке. — Его сканирующие системы уловили возмущение гиперпространства!.. — не скрывая предательской дрожи в голосе, добавил он, растерянно посмотрев на Полвина.
Новость буквально ошеломила Николая Андреевича.
Его смятение было вполне закономерным — за столько лет сама идея космических полетов превратилась на Кассии в некую легенду, которой тешат себя молодые выпускники кадетского корпуса. Узкому кругу посвященных, в число которых входил и сам Пол вин, было известно место стоянки основного модуля колониального транспорта «Кассиопея», но никто не задумывался всерьез о том, чтобы вновь поднять его в космос. Предыдущим поколениям кассианцев было не до него, а за последние сто лет, когда жизнь в колонии наконец наладилась и общество перестало работать на физическое выживание, интересы немногочисленных семей так сильно укоренились в повседневном, размеренном быту, что вопрос о космических перелетах если и обсуждался, то лишь в плане теории…
И вот кто–то сам явился к ним, вынырнув из зловещих пучин гиперсферы, которая три с лишним столетия назад вышвырнула их далеких предков на орбиты Кассии…
— Это космический корабль? Большой? — Полвин сам удивился тому трепету, который прозвучал в его голосе.
— Выясняем, Николай Андреевич. Он еще далеко, но приближается достаточно быстро. Средств визуального обнаружения на орбитах нет, но специалисты говорят, что смогут определить его размеры и контур по отражению радиоволн. Давай располагайся, как только соберутся все вызванные, нужно будет принимать какое–то решение…
***
Он падал…
Штурмовик более не слушал рулей. Снаряды, что пробили обшивку в районе двигателей, взорвались внутри ходовых секций, и теперь на дисплеях вспыхивали и гасли угрожающие коды повреждений.
Игорь чувствовал, насколько он устал.
Корабль, который рушился в атмосферу безвестной ему планеты, содрогался от взрывов, а ему казалось, что конвульсии автоматики на самом деле происходят не за переборками, в глуби покореженных двигательных секций, а внутри его нервной системы.
Слишком долго он просидел в этом кресле, пронзенный миллионами едва ощутимых иголочек, которые впивались в кожу, жадно выискивая нервные окончания живого тела, сливались с ними, соединяя его и корабль в единый, противоестественный, но необычайно эффективный кибернетический организм.
Слишком далеко ты зашел по кривой своей ненависти, пилот… — подумалось ему, когда первые языки жадного пламени облизнули изгрызенную снарядами обшивку.
Стратосфера встретила корабль, мягко обволокла его разгорающимся в небе погребальным костром падучей звезды, а он сидел, уронив голову, в последний раз сливаясь с машиной в безумном ожидании смерти, и жизнь, на самом деле протекавшая вне жизни, в эти мгновенья пролетала перед мысленным взором, сводящим с ума калейдоскопом стоп–кадров… Память пилота сливалась с памятью бортовых компьютеров, которые тоже, оказывается, хранили воспоминания о том, как выживали и обосновывались они втроем, — человек, орбитальный штурмовик и шагающий робот — три реликта, призванных на
Игорь чувствовал, понимал — ему уже не вытянуть, как бывало сотни, тысячи раз до этого.
И дело заключалось даже не в поврежденных, бездействующих системах корабля, а скорее именно в нем…
Он устал. Сгорел от своей ненависти, создав то, что, по его мнению, не имело права существовать…
Он умирал, а жадный до информации бортовой компьютер пил его память сотнями дьявольских коктейльных трубочек…
Зачем он вырвался из–под удара «Фантомов»? Почему не принял смерть там, на орбитах погибающего Дабога, а ушел в гиперсферу, чтобы вынырнуть неизвестно где и сгореть в чужой атмосфере совершенно незнакомого, безвестного для него планетоида?..
Этого Игорь не мог объяснить… Наверное, не выдержал дикого напора атаки, машинально отпрянул от смерти, отсрочив ее на несколько часов… Впрочем, ему вдруг стало все равно. Он уже едва воспринимал реальность…
В голове, на фоне жутких обрывочных воспоминаний, билась одна успокаивающая разум мысль:
Все, пилот, на этот раз действительно все… Ты заслужил право на смерть. Она избавит тебя от кошмара…
Если бы Игорь потерял сознание на минуту позже, то, наверное, был бы сильно удивлен и разочарован, — стоило его пальцам соскользнуть с пористой поверхности рулей, как автопилот штурмовика, до этого бессильно сигналивший о повреждении, тут же перехватил управление… Корабль и робот… «Валькирия» и «Беркут»… Две составляющие его трехгранного «я»… Они не хотели его отпускать, но Игорь уже не мог воспринять это должным образом — он был без сознания и, теряя его, свято верил — кошмар закончился…
***
Ольга вела машину по скоростному шоссе, которое соединяло их усадьбу с основной магистралью планеты, которая перечеркивала покрытый зеленью материк от моря до моря.
Столица Кассии, город Александрийск, стояла точно по середине этого пути. Все дороги, будто нити паутины, тянулись к нему, соединяя этот общественный и административный центр с тремя сотнями наследственных латифундий, которыми управляли семьи. Сегодняшнее население Кассии насчитывало едва ли десять тысяч человек, и его прирост шел очень медленными темпами.
Роботов у нас, пожалуй, больше, чем людей… — подумала Ольга, одной рукой держась за руль, а другую, согнутую в локте, положив на срез опущенного окна, в которое теплыми волнами бил обтекающий машину ветер.
Она уже не пыталась анализировать ход истории. Ольге внезапно стало смешно, когда она решила вообразить себе общество, которое постоянно подпитывалось вот такими умненькими мальчиками и девочками, пребывающими в состоянии непреходящего шока от посещения АХУМов… Нет. Ее мать и отец никак не походили на людей, воодушевленных некими высокими идеями. Они были самой обыкновенной, счастливой, озабоченной сиюминутными печалями и радостями семьей, хозяевами на своей земле, добрыми родителями. Видимо, все очень скоро забывается, уходит на круги своя… — решила про себя Ольга, чувствуя, что лицо уже больше не горит от возбуждения. Посещение АХУМа встряхнуло ее нервы, заставило взглянуть на жизнь по–другому, но в принципе основные ценности остались на своих местах…
Задумавшись, она уже отъехала километра три–четыре в сторону от усадьбы. Степ, притаившийся на заднем сиденье, молчал, только в зеркале заднего вида можно было заметить, как поблескивают в сумраке салона его глаза–объективы.
Лес кончился. Справа от дороги вытянулась цепочка поросших редколесьем пологих холмов, слева тянулись поля, на которых в лунном свете нет–нет да и отблескивали муравьиные туловища копошащихся там агротехнических механизмов…
Кассия казалась сонным Эдемом.