Первая Галактическая (сборник)
Шрифт:
Кем они были на самом деле? Обыкновенными людьми, которых вытолкнула на войну самая заурядная безысходность. Жить на Земле к моменту начала Первой галактической стало не то чтобы невозможно, но тягостно. Переполненные города стирали понятие личности, работы не хватало так же остро, как и элементарного жизненного пространства, а прозябание на государственной дотации обеспечивало лишь гарантированную нищету в отсутствие всяческих перспектив.
Ничего удивительного, что в таких условиях начавшаяся война с колониями стала отдушиной для миллионов озлобленных, неуравновешенных,
И вот он, итог…
Совершенно чуждый, ледяной мир, освещенный кровавым сиянием умирающей звезды, какая–то фантасмагория, бред, в котором нет места для человеческого сознания.
Элен смотрела на подкрашенные в сочно–бордовый цвет скалы и понимала: она и эти парни — беспомощны. Их знания сводились к минимуму, который преподавала школа средней ступени, да и та информация, которую пытались вбить в головы городской шпаны не очень–то усердные учителя, тут же выветривалась, не оседая в памяти.
Как выжить? Что делать дальше? Как примирить свое сознание с этим миром?
У Элен не было ответа ни на один из заданных самой себе вопросов.
Ей было просто по–человечески страшно, и это чувство, не найдя никакого разумного выхода, начинало трансформироваться, словно глаза, натыкаясь на бесконечную череду кроваво–красных горных пиков, постепенно переплавляли подсознательный страх в осознанную ненависть.
Сфера Дайсона
Двенадцать часов спустя…
— Я больше не полезу ни в какую трубу! — голос Курта Майлера был резок и категоричен. — Хватит с меня испытаний на прочность!
— А что ты предлагаешь? — так же резко ответила ему Райт. — Может, ты думаешь, что сможешь жить тут, на этом леднике?
Курт замолчал, не откликнувшись на ее реплику.
Элен была права, хотел он понимать это или нет. Вот уже шесть часов кряду их машины шли по бесконечной голубовато–белой равнине. Сканеры показывали, что ледниковый щит, зажатый между двумя горными хребтами, имеет толщину до десяти километров.
— Дальше, за следующим хребтом должно быть теплее, — не очень уверенно предположил Сергей, который старался по мере возможности поддерживать позицию Элен, справедливо полагая, что разобщенность и перепалки приведут лишь к еще большим проблемам.
— Кто это тебе сказал, умник? — скептически поинтересовался Фримен. — Откуда ты знаешь, что там будет тепло?
— Здесь холодно из–за влияния той дыры, через которую наш «Нибелунг» проник внутрь этой конструкции. Чем дальше от нее, тем теплее, верно?..
— Логик хренов. Может, поменяемся машинами, прежде чем полезем в очередной тоннель?
Сергей не ответил.
— Тихо, вы оба! — раздался по связи резкий окрик лейтенанта. В голосе Райт внезапно прорвались привычные, уверенные командные нотки, и на фоне всеобщей подавленности это возымело эффект. Случилось что–то из ряда вон выходящее.
— Активный сигнал на моих сенсорах! — нарушил внезапно установившуюся тишину изумленный возглас Майлера. — Дьявол меня раздери, это какой–то механизм!
— Класс
— Что он тут делает? — задал идиотский вопрос Фримен. Судя по голосу, капрал был испуган.
— Ищет кого бы ему прикончить, — мрачно предсказал Сергей.
…
Человеческий гений не знает границ.
Плохо лишь то, что талант инженеров частенько начинает работать не на созидание, а на войну.
Ситуация, которая сложилась на ограниченном двумя горными хребтами пространстве ледника, имела ту степень злого абсурда, когда кажется — вот он, миг стопроцентной расплаты за все вывихи и перегибы, за гениальность и глупость, за амбициозность и преследование сиюминутных выгод.
Речь идет не о четырех конкретных людях и не о их машинах, а о ситуации вообще.
Абсурд состоял в том, что вокруг распростерлась исполинская конструкция, созданная чуждым человеку разумом, но сюда пришли не исследователи, вооруженные знаниями и стремлением постичь этот мир, а простые люди, загнанные в Сферу силой обстоятельств и желающие лишь одного — выжить. Они не могли испытывать трепет перед величайшим совершенным ими открытием, потому что уже ненавидели его.
Им навстречу, судя по новым, появившимся на радарах сигналам, двигалось шесть машин: три «Фалангера» и три «Хоплита».
Прекрасно спроектированные, смертельно опасные кибернетические механизмы, руководимые прямолинейной логикой компьютерных программ, что они делали тут?
Ответ был прост: они продолжали ту войну, которая закончилась около века назад. Машинам было все равно, по какой тверди ступают их сервоприводные конечности, и единственным критерием оценок окружающего был анализ паролей, которые генерировали системы свой — чужой.
К ужасу Элен Райт, она поняла, что ее бортовой компьютер не может внятно ответить на зловещий вопрос, заданный на частоте связи. Это было ее ошибкой: потрясенная пробуждением, едва не лишившаяся разума от картин чуждой реальности, она, войдя в контакт с бортовыми системами «Нибелунгов», на борту которых не пробудился ни один член экипажа, попросту забыла скачать коды опознания, присвоенные машинам при аварийной реактивации.
…
— Что он делает, твою мать? — крик принадлежал Фримену, «Хоплит» которого оказался ближе других к машинам, руководимым независимой программой поведения типа «Одиночка».
Красноватый сумрак внезапно вспороли короткие хоботки огня — это заработали автоматические орудия «Фалангеров».
Оранжевые разрывы, кроша лед, заплясали вокруг «Хоплита» капрала Фримена.
В последнюю секунду он заставил свой «Хоплит» попятиться, и часть снарядов прошла мимо, но первый залп был лишь прелюдией к бесноватой, совершенно бессмысленной атаке.
Элен в эту секунду казалось, что она все же сошла с ума, но особенно острым это чувство стало в тот миг, когда второй залп атакующих машин полоснул по машине Фримена, срывая с нее дымящиеся пластины брони, и рубка «Хоплита» вдруг начала раскрываться, словно исполинский металлический цветок.