Первая и последняя свобода
Шрифт:
Ум спокоен, тих, когда он видит истину того, что понима ние приходит, только когда он спокоен, тих; что если мне надо понять вас, я должен быть спокоен, я не должен иметь реакций против вас, я не должен иметь предубеждений, я должен отбросить все мои выводы, все переживания моего опыта и встретить вас лицом к лицу. Только тогда, когда ум свободен от моей обусловленности – я понимаю. Когда я вижу истину этого, тог да ум тих, спокоен – и тогда нет вопроса, как сделать ум спокойным. Только истина может освободить ум от его собственных идеаций, создания идей; чтобы увидеть истину, ум должен осознать, признать факт, что пока он возбуждён, взволнован, он не может понимать. Тишина ума, спокойствие ума – это не то, что создаётся усилием воли, действием желания; если это достигнуто таким образом, то такой ум отгорожен, изолирован, это мёртвый ум и потому лишён способности к адаптации, к гибкости, к быстроте. Такой ум – не творческий.
Наш вопрос тогда – не как сделать ум спокойным,
Многие, кто ищет спокойствие ума, удаляются от активной жизни в деревню, в монастырь, в горы, или они уходят в идеи, отгораживают себя верой, или избегают людей, которые со здают им неприятности. Такое изолирование – не тишина ума. Отгораживание ума идеей или избегание людей, которые дела ют жизнь сложной, не создаст тишину ума. Тишина ума прихо дит, только когда нет процесса изолирования путём накапливания – но полное понимание всего процесса взаимоотношений. Накапливание делает ум старым; только когда ум нов, когда ум свеж, без процесса накапливания – только тогда имеется возможность обрести спокойствие ума. Такой ум не мёртв, он в высшей степени активен. Спокойный, тихий ум – самый активный ум, но если вы будете экспериментировать с ним, войдёте в него глубоко, вы увидите, что в тишине нет проецирования мысли. Мысль, на всех уровнях, является, со всей очевид ностью, реакцией памяти, и мысль не может быть в состоянии творчества. Она может выражать творчество, но мысль сама по себе никогда не может быть творческой. Когда присутству ет безмолвие, то спокойствие ума, которое не является результатом, тогда мы увидим, что в этом спокойствии – необычай ная активность, необычайное действие, которое ум, возбуждённый мыслью, никогда не может познать. В этой тишине нет формулировки, нет идеи, нет памяти; эта тишина – состояние творчества, которое может быть переживаемо, только когда имеет место полное понимание всего процесса «я». Если иначе – тишина не имеет значения. Только в той тишине, которая не результат, открывается вечное, которое вне времени.
ВОПРОС: Мы живём, но мы не знаем зачем. Для очень многих из нас жизнь представляется не имеющей смысла. Не могли бы вы рассказать нам о смысле и цели нашей жизни?
КРИШНАМУРТИ: Почему вы задаёте этот вопрос? Почему вы просите, чтобы я рассказал вам о смысле жизни, о цели жизни? Что мы подразумеваем под жизнью? Имеет ли жизнь смысл, цель? Не является ли жизнь сама по себе своей собственной целью, своим собственным смыслом? Почему мы хотим большего? Из-за того, что мы так не удовлетворенынашей жизнью, наша жизнь так пуста, так убога, так однооб разна – делая одно и то же снова и снова, мы хотим чего-тобольшего, чего-то за пределами того, что мы делаем. Так как наша повседневная жизнь настолько пуста, настолько уныла,настолько бессмысленна, настолько скучна, так невыносимо глупа, мы говорим, что жизнь должна иметь более высокийсмысл, – потому-то вы и задаёте этот вопрос. Несомненно, человек, чья жизнь богата, человек, который видит вещи такими, какие они есть, и доволен тем, что имеет, такой человек не сбит с толку, такой не в замешательстве; ему всё ясно, так что он не спрашивает, в чём цель жизни. Для него сама жизнь – и начало и конец. Наша трудность в том, что из-за того, что наша жизнь пуста, мы хотим найти цель жизни и бороться за неё. Такая цель жизни может быть просто активностью ума, лишённой всякой реальности; когда цель жизни преследуется глупым, тупым умом, пустым сердцем, такая цель также будет пустой. Поэтому наша цель – как сделать нашу жизнь богатой, не деньгами и всем остальным того же рода, но внутренне богатой, – что не является чем-то таинственным. Когда вы го ворите, что цель жизни – быть счастливым, цель жизни – познать Бога, несомненно, это желание найти Бога есть бегство от жизни, и ваш Бог – просто что-то, что известно. Ведь вы можете направить свой путь только к тому, что вам известно; если вы сооружаете лестницу к тому, что вы называете Бо гом, несомненно, это не Бог. Реальность может быть понята только в процессе жизни, не в бегстве. Когда вы ищете цель жизни, вы на самом деле убегаете и не понимаете, что такое жизнь. Жизнь – взаимоотношения, жизнь – действия во взаимоотношениях; когда я не понимаю взаимоотношений или когда взаимоотношения запутаны, тогда я ищу более полный смысл. Почему наши жизни так пусты? Почему мы так одиноки, разочарованы? Потому
Из-за того, что наши умы заполнены технической терминологией и суеверным бормотанием, наши жизни так пусты, и именно поэтому мы ищем цель вне самих себя. Чтобы найти жизненную цель, мы должны пройти сквозь дверь самих себя; сознательно или подсознательно мы избегаем смотреть в лицо вещам и видеть их такими, какие они есть сами по себе, и поэ тому мы хотим, чтобы Бог открыл для нас дверь, которая по ту сторону, за пределами. Вопрос о цели жизни ставят только те, кто не любит. Любовь может быть обретена только в действии, которое есть взаимоотношение.
ВОПРОС: Я слушал все ваши беседы, и я прочёл все ваши книги. Я спрашиваю вас с величайшей серьёзностью – какойможет быть цель моей жизни, если, как вы говорите, вся мысль должна прекратиться, всё знание должно быть пресечено, вся память утрачена? Как вы соотносите такое состояние бытия, каким оно, согласно вам, может быть, с миром, в котором мы живём? Какое отношение имеет такое бытие к нашему печальному и тягостному существованию?
КРИШНАМУРТИ: Мы хотим знать, что это за состояние, которое может быть только тогда, когда нет ни знания, ни узнающего; мы хотим знать, какое отношение это состояние имеет к нашему миру повседневной деятельности, повседневных занятий. Мы знаем, какова наша нынешняя жизнь – печальная, тягостная, постоянно наполненная страхами, ничего постоянного; мы знаем это очень хорошо. Мы хотим знать, какое отношение то другое состояние имеет к этому, – и если мы отложим в сторону знание, станем свободны от наших воспоминаний и так далее, какова тогда цель существования?
Какова цель нашего существования, каким мы его знаем сейчас? – не теоретически, но на самом деле? Какова цель нашего повседневного существования? Только выжить, не так ли? – со всем этим страданием, со всем этим горем и неразберихой, вой нами, разрушениями и так далее. Мы можем изобрести теории, мы можем сказать: «Так не должно быть, должно быть что-то другое». Но это всё теории, они – не факты. То, что мы знаем, это неразбериха, боль, страдание, бесконечные антагонизмы. Мы знаем также, если мы вообще осознаём, как они возникают. Цель жизни, от мгновения к мгновению, каждый день – уничтожить друг друга, эксплуатировать друг друга, либо индивидуально, либо коллективом человеческих существ. В нашем одиночестве, в нашем страдании мы стараемся использовать других, мы пытаемся убежать от самих себя – путём развлечений, через богов, через знание, через всяческие формы веры, через отождествление. В этом наша цель, сознательно или подсознательно, так мы сегодня живём. Существует ли более глубокая, более широкая цель за пределами всего этого, цель – не от неразберихи, не от приобретений? Имеет ли это не требующее усилий состояние какое-либо отношение к нашей повседневной жизни?
Несомненно, оно вообще не имеет отношения к нашей жизни. Как оно может иметь? Если мой ум в смятении, мучится,прилагает отчаянные усилия, страстно борется, одинок – как он может быть связан с чем-то, что не от него самого? Как может истина быть связанной с ложным, с иллюзией? Мы не хотим признать это, ведь наша надежда, наше смятение заставляют нас верить во что-то большее, более благородное, что, как мы говорим, связано с нами. В своём отчаянии мы ищем исти ну, надеясь, что с открытием её отчаяние наше исчезнет.
Итак, мы можем видеть, что запутавшийся ум, ум, охваченный скорбью, ум, осознающий свою собственную пустоту и одиночество, никогда не сможет найти то, что вне его самого. То, что за пределами ума, может обрести бытие, толькокогда причины смятения, страдания, рассеяны или поняты. Всё, что было мною сказано, о чём я говорю – как понять себя самих, ведь без самопознания иного нет, иное – лишь иллюзия. Если мы можем понять всеобщий процесс самих себя, «само», каждый миг, от мгновения к мгновению, мы увидим, что при прояснении нашего собственного смятения, беспорядка, то, иное, обретает бытие. Тогда переживание того, иного, будет иметь отношение к этому. Но это никогда не будет иметь отношения к тому, к иному. Будучи по эту сторону занавеса, будучи во тьме, как можно иметь переживание света, свободы? Но когда однажды имеет место переживание истины, тогда вы можете соотнести, связать его с этим миром, в котором мы живём.