Первая любовь
Шрифт:
Путь до домика был короткий, Митяй не успел остыть без куртки, так и не снятой с плеч девушки.
По крайней мере его руки, немедленно обхватившие ее талию, едва им стоило закрыть дверь, были все такие же привычно огненные.
Он шумно втянул носом запах ее волос, выдохнул счастливо:
– Ну наконец-то… Прости меня, Мышка…
– За что?
– Кристина откинулась назад , на его плечо, не оборачиваясь, ощущая, как его ладони медленно поднимаются по ее телу , сжимают чувствительно грудь без лифчика (так и не успела
– За то, что такой мудак… Надо было еще тогда, в первый раз… Или во второй... Не поверишь, все время, пока эта херня творилась, только об этом и жалел…
Митяй сначала легко и невесомо, а потом все настойчивей и грубей начал целовать ее шею и плечо, снимая с нее куртку, упавшую на пол, прямо у их ног, перешагивая, подталкивая девушку в сторону кровати, занимающей в этом домике большую часть площади.
Кристина, понимая, что в этот раз им никто и ничто не помешает, начала волноваться. Страшиться того, что произойдет.
Несмотря на то, что Митяй был очень нежен, а его ласки заставляли буквально таять от удовольствия, девушка боялась.
Катька ей много чего рассказала про первый раз. И приятного в этом, по словам приятельницы, было очень мало. Да и во второй раз тоже.
Кристина, наслушавшись, вспоминала, как Митяй трогал ее, что делал в их последнюю встречу своими пальцами, что она при этом чувствовала, и не верила рассказам.
И жалела, так жалела о неслучившемся! Пусть ей было бы больно! Главное, что она была бы его полностью, без остатка.
Хотя бы раз.
Хотя бы раз узнала бы, каково это - быть его. Отдать себя полностью любимому человеку.
И, быть может, если бы ей повезло, то от него осталась бы в ее жизни часть. Маленькая. Постоянное напоминание о том, что ее любили, ее хотели.
Девочка с его глазами, синими до безумия.
Катька кривила губы и крутила пальцем у виска. Дура, дескать. Тебе восемнадцать. Какие дети? От кого? Точно дура.
Но Кристина, вспоминая всю эту страшную томительную неделю Митяя, была уверена, в том, что хотела бы от него ребенка.
Если бы все сложилось тогда…
И вот теперь, когда, похоже, все складывалось, вернулись не те воспоминания, где она жалеет о нем, жалеет, того, что не случилось с ним, а где Катька, блестя густо подведенными глазами, рассказывает о том, как это больно, как она орала в первый раз, и сколько крови из нее вытекло.
Кристина, неосознанно напрягаясь, попыталась чуть притормозить на пороге комнаты, но Митяй, похоже, особо не заметил заминки, полностью поглощенный поцелуями.
Он мягко, но очень настойчиво продвигал ее к кровати, попутно снимая через голову футболку, выдыхая, восхищенно и счастливо, от одного только вида нежной небольшой груди, прикасаясь горячими сухими ладонями к острым соскам.
– Бляяя… Не верится даже, малышка, не верится
Он не видел ее страха, не хотел замечать, слишком занятой своими ощущениями.
А Кристина не успевала ему ничего сказать, как-то притормозить его.
Его ласки с одной стороны заставляли голову дурнеть и кружиться, а тело выгибаться, послушное его рукам, а с другой стороны, сердце биться в грудной клетке пойманной птичкой, сильно и бестолково.
Тонкие руки уперлись в грудь, сжались в кулачки, захватывая в горсти ткань рубашки. Митяй понял это по своему, оторвался на секунду, рванул ворот, срывая ее с себя, пуговицы брызнули в разные стороны.
Через мгновение Кристина оказалась на кровати, Митяй накрыл ее своим телом, выбивая последнее прерывистое дыхание невероятными ощущениями горячего тела на ней.
Руки скользили жадно по тонкому телу, без устали гладили, сжимали, ласкали.
Кристина, сквозь дурман, в который все больше погружал ее Митяй, внезапно почувствовала очень остро собственную беспомощность. Осознание того, что она ничего не решает, и, начни она сейчас сопротивляться, то, скорее всего, ничего бы не получилось, ударило больно и обидно.
Словно она оказалась в лапах зверя, сильного и беспощадного. Даже звуки, которые издавал Митяй, властными движениями заставляя ее выгибаться в своих руках, больше подходили для хищника.
Почувствовав, как он расстегивает на ней джинсы, добираясь до трусиков, Кристина судорожно, жалобно вздохнула и напряглась неосознанно.
Митяй отбросил в сторону ее одежду, опять обрушился на нее мощной горячей волной, потянулся к губам, откинув волосы с лица.
Внезапно замер.
Всмотрелся в подрагивающий подбородок, крепко зажмуренные глаза. Мягко и даже нерешительно дотронулся до щеки:
– Мышка… Мышка, ты чего?
Кристина открыла глаза, полные неконтролируемых слез. Митяй смотрел жадно, возбужденно. И испуганно.
– Я… Я боюсь…
Она отвернулась, губы задрожали сильнее, сдерживая рыдания.
– Чего?
Он не понимал. Он в самом деле не понимал!
– Вдруг… Вдруг будет… Больно…
Последнее слово вышло вместе с рыданием.
Кристине было безумно стыдно. Она боялась, что он сейчас рассмеется. И уйдет. Поймет , какая она бестолковая дура, и уйдет.
И страшно. Что рассмеется и продолжит. Ничего не поймет, решит, что это глупость девчоночья и продолжит с тем же пылом. И будет больно.
– Мышка…
Митяй повернул ее за подбородок , так, чтоб опять посмотреть в глаза.
Кристина, привычно попав в синий льдистый омут, моментально перестала плакать и затихла.
Митяй облизнул губы, с видимым напряжением оглядывая ее лицо.
– Ты - самое лучшее, что было в моей жизни, слышишь? Ты - моя девочка. Я не обижу тебя никогда. Ты мне веришь?