Первая любовь

Князева Мари

— Как ты его утопила-то? — спросил Глеб по пути на речку.

Теперь у нас не получалось торопиться из-за моей обуви, и мы могли спокойно разговаривать.

— Наступила в воду, провалилась в ил, сразу ногу отдернула — а сапог остался. Но из песка он успел вынырнуть — и поплыл.

— А зачем в воду-то полезла? Растяпа.

Хотелось обидеться на такое слово, но совесть не позволяла. Пусть сначала сапог мне достанет, а уж потом обижусь. Или это была не совесть, а наоборот…

— Я не растяпа. Я исследователь. Морских глубин!

Глеб расхохотался,

но потом вдруг резко посерьезнел и, приблизив ко мне лицо, прошептал:

— А у меня есть тайная пещера. Знаешь, кто такие спелеологи?

— Нет! — ответила я ему в тон, восхищенно.

— Это ученые, которые исследуют пещеры. Я тоже хочу таким стать. Моя совсем небольшая, но надо же с чего-то начинать…

Я даже остановилась и с замиранием сердца спросила:

— А ты… мне покажешь?

Глеб смерил меня оценивающим взглядом — очень серьезным и цепким. И кивнул:

— Вроде, ты надежный товарищ. Пойдем. Завтра. После обеда.

Сапожок мой оказался на месте — в ветках упавшего дерева. Глеб надел броды — ему пришлось закатать их поверху — и легко прошлепал по воде к розовому резиновому комочку. Моему восхищению не было предела! Я скакала, и смеялась, и хлопала в ладоши:

— Урра! Спасибо тебе большое-пребольшое! Ты самый лучший спасатель резиновых сапог!

Глеб тоже радовался, смущался и распускал перья: мол, да, я такой… Я позвала его в гости, но он наотрез отказался:

— Надо маме по хозяйству помогать.

Однако пообещал завтра зайти за мной, чтобы отвести в пещеру. Узнал адрес, и мы попрощались.

Это мое самое первое воспоминание о Глебе. Мы с ним стали хорошими друзьями. Самыми лучшими. Я приезжала в Филимоново каждые каникулы на протяжении двух лет, но когда мне исполнилось десять, мама переехала в город со своим новым мужем, и эта дружба прекратилась. Я вспоминала Глеба, но со временем все реже и реже. И наконец его лицо совсем стерлось из моего сознания.

Глава 1. Дорога домой

МАША

Я ехала домой — было у меня такое, неизвестно откуда взявшееся ощущение. На самом деле, я никогда не жила в Филимоново, кроме как на каникулах, но так как это была малая родина моей мамы, и сама она в очередной раз переселилась сюда, то можно сказать, что тут мои корни. Родительский дом. Начало начал. Правда, родительница моя живет здесь не с моим родителем: папа погиб десять с лишним лет назад — но с дядей Сергеем у нас установились тоже очень дружественные, вполне родственные отношения. Он даже настаивал, чтобы я называла его отцом (но не папой), и я старалась как могла на людях исполнять этот долг. Дядя Сергей заботился обо мне на протяжении последних восьми лет почти непрерывно и не отказывал ни в одной разумной просьбе, хотя у него было двое детей от первого брака, а теперь еще и мой маленький братик, рожденный моей мамой два года назад.

Милым человеком дядю Сергея не назовешь: он довольно суровый мужчина, редко улыбается и в педагогических вопросах строг — но я знаю, что

он добр той особенной добротой, которая иногда маскируется подо все, что угодно, кроме самой себя. Бывало даже такое, что мама требовала наказать меня, а ее муж спускал все на тормозах. Я же девочка, меня жалко. Впрочем, добротой членов своей семьи я никогда не злоупотребляла, поэтому особых причин для угрызений совести не имела вообще. Сейчас же, в частности, у меня были все поводы гордиться собой: я хорошо окончила школу, поступила, как и мечтала, на ин. яз. и нынче напрявлялась в Филимоново для проведения летних каникул вместе с мамой и маленьким братиком.

Моя душа была переполнена радостными ожиданиями и светлыми надеждами на счастливое будущее. Настроение зашкаливало за все возможные отметки, окружающий мир казался мне наполненным неисчерпаемыми чудесами и возможностями. И все эти люди, что толпились вокруг меня в душном ПАЗике с сумками, сетками, рюкзаками и граблями, были прекрасны. Когда меня толкали, я извинялась, когда наступали на ногу, искренне прощала, когда освобождалось место, с готовностью предлагала его кому-нибудь из стоящих рядом. В какой-то момент Вселенная вернула мне любезность: автобус мотнуло на повороте, и я чуть не упала на молодого человека, сидевшего передо мной и неотрывно смотревшего в экран своего смартфона. Он нехотя поднял голову, посмотрел на меня, но раздражение в его взгляде быстро сменилось на радостное удивление.

— Простите… о, простите, пожалуйста… — забормотала я смущенно, но юноша сверкнул улыбкой и возразил:

— Ни в коем случае! Это я должен извиняться!

Он сунул телефон в нагрудный карман рубашки, подхватил лежавший на его коленях рюкзак и резко встал, распрямившись, как пружина.

— Садитесь, пожалуйста!

— Нет-нет, спасибо! Я постою…

— Вот еще не хватало! Садитесь, я настаиваю!

Я принялась оглядываться в поисках более достойного претендента на сидячее место, бормоча:

— Тут вполне удобно стоять…

Справа мелькнула широкая спина полной бабули. Я осторожно протянула руку и тронула ее за плечо:

— Пусть лучше пожилой человек сядет… — но не успела ничего сказать женщине, как на кресло плюхнулся юркий жилистый дед.

Поднимать его было неудобно, и мы с услужливым молодым человеком остались стоять вдвоем, бок-о-бок, онемев от неожиданности.

— Я говорил, надо было садиться! — прошептал мне на ухо парень, наклонившись совсем близко, отчего на меня пахнуло слабым, но терпким запахом мужского парфюма.

— Ничего, — ответила я тем же тоном. — Я молодая, постою.

— Далеко вам?

— Филимоново. Полчаса еще примерно…

— В самом деле? И я в Филимоново. А вы по какому адресу?

— Не знаю. Я в первый раз, меня встречать будут.

— К друзьям?

— К родственникам.

— Какое совпадение! Я тоже. Не в первый раз, но к родственникам. Денис, — он выкрутил для меня правую руку, и мне пришлось ее пожать:

— Маша.

— Классное имя! Мне очень нравится. Машенька, Манюня, Масяня — столько вариантов!