Первая мировая война 1914—1918. Факты. Документы.
Шрифт:
либо отбросить на Метц — Тионвиль неприятельские силы, которые появились бы с этой стороны;
либо подготовить первоначальное обложение крепости Метц на ее западном и северо-западном фронтах.
Армия будет опираться на Маасские высоты, обладание которыми она обеспечит.
Для этой цели она использует с момента прибытия группу резервных дивизий и тяжелую артиллерию, приданную ей для удержания позиций, занятие которых предусмотрено.
Позже эти же самые части предназначены, чтобы позволить ей осуществить, как было указано выше, обложение Метца».
Вот дословно задача армии.
Установленный таким образом в мирное время план операций не является неизменной схемой, которая должна точно применяться, что бы ни произошло, он выражает только общую идею, проект операций, способы выполнения которых должны применяться к обстоятельствам.
Сосредоточение, являющееся не чем иным, как первоначальным расположением наших сил в целях осуществления плана операций, не может, таким образом, быть точным расположением уже с мирного времени ne varietur, с которого начинают операцию с момента объявления войны и которое развивается автоматически, что бы ни случилось. Сосредоточение должно изменяться одновременно с планом и подобно ему приноравливаться к обстоятельствам. Были предусмотрены заранее различные средства, чтобы позволить такое видоизменение, в частности следующее: 5-я армия мало передвигалась, но 4-я шла ей на подкрепление.
С конца марта 1914 г. главной квартирой был выработан план добывания сведений для северо-восточной группы армий, дабы точно установить те сведения, которые являлись необходимыми, и средства их получения. В этом плане было обращено особенное внимание на очень вероятную возможность нарушения неприкосновенности бельгийской территории германскими силами и предусматривались меры, которые необходимо принять, чтобы в случае, если это произойдет, следить шаг за шагом за развитием и объемом этого нарушения.
В случае осуществления гипотезы» считавшейся возможной, что неприятель распространит свое движение на левый берег Мааса, план добывания сведений ставил, в частности, след. задачу: «необходимо знать, подготовляют ли немцы ускоренную атаку в районе Льежа». Этот план подчеркивал тот интерес, который представляет для нас знание амплитуды движения немцев через Бельгию, пользу, которую представит для нас возможность узнать, производится ли скопление германских сил на голландской границе.
Всякое такое сведение представлялось командованию имею-шим первостепенную важность для развития операций.
Вот каковы в общих чертах план мобилизации и план операций.
Мы говорили о варианте, по которому 4-я армия располагалась между 3-й и 5-й. Мы имели другой способ распространиться влево — это перевезти туда войска, идущие из Алжира в Марокко, взятые с Альп или других мест. Эти-то войска могли позволить нам стянуть фронт влево. Я послал туда даже войска, взятые с правого фланга.
(Жоффр Ж. 1914–1915, Подготовка войны и ведение операций. М., 1923. С. 5—12.)
Стратегическое развертывание, состоявшееся в августе 1914 года, создалось на почве идей генерала графа фон Шлиффена, одного из величайших солдат, которого когда-либо знал мир. Его план был составлен на тот случай, если Франция не уважит нейтралитет Бельгии или если Бельгия присоединится к Франции. При этих предпосылках вторжение в Бельгию главных сил германской армии получалось естественно. Всякая другая операция парализовалась бы постоянной угрозой из Бельгии правому флангу германской армии и исключала бы возможность быстрой развязки с Францией. А такая развязка была необходима, чтобы иметь возможность своевременно отвратить большую опасность русского вторжения в сердце Германии. Наступление на Россию, и оборона на Западе при существующей обстановке заранее означали бы, как это показали многочисленные военные игры, затяжную войну и были ввиду этого забракованы генералом графом фон Шлиффеном.
Мысли графа фон Шлиффена были применены к делу лишь после того, как не осталось никакого сомнения в поведении Бельгии и Франции. Насколько генерал фон Мольтке вступал в сношения с имперским канцлером фон Бетманом по вопросу о движении через Бельгию, я не знаю. Мы все были убеждены в правильности шлиффеновского развертывания. В нейтралитет Бельгии никто не верил.
При невыгодах нашего военно-политического положения, в центре Европы, с врагами со всех сторон нам приходилось учитывать значительное превосходство неприятеля; мы должны были вооружаться, если не хотели добровольно дать себя задушить. Что побуждало Россию к войне, и потому она беспрерывно усиливала свою армию, было известно. Россия хотела окончательно ослабить Австро-Венгрию и приобрести полное господство на Балканах. Во Франции с новой силой ожила мысль о реванше, старые германские имперские провинции должны были вновь стать французскими. События во Франции и введение там трехлетней воинской повинности не оставляли никаких сомнений в господствующих там намерениях. Англия с завистью смотрела на расцвет нашей промышленности, на дешевизну нашей работы и на наше железное прилежание. При этом Германия была самой сильной континентальной державой в Европе. К тому же она имела хороший и быстро развивающийся флот. Это заставляло Англию бояться за свое мировое господство. Англосакс почувствовал угрозу своей барской жизни. Английское правительство сосредоточило в Северном море и канале свои морские силы, центр тяжести которых еще недавно лежал в Средиземном море. Угрожающая речь Ллойд Джорджа от 21 июля 1911 года бросала слабый свет на намерения Англии, которые она исключительно удачно скрывала. Все с большею уверенностью надо было рассчитывать, что мы будем вынуждены к войне и что это будет война, подобной которой еще не было на свете. Недооценка вероятных сил противников, имевшая место в невоенных германских кругах, была опасна.
Еще в последний час, осенью 1912 года, когда исчезло всякое сомнение в неприятельских намерениях и когда среди войск, сознававших свой германский долг, шла напряженная работа с железным прилежанием, я составил план значительного усиления боевых сил, который шел навстречу желаниям благоразумной части народа и проницательных парламентских партий. Мне удалось побудить генерала фон Мольтке обратиться с этим планом к имперскому канцлеру. Последний, вероятно, также считал положение весьма серьезным, так как он сразу выразил свое согласие. Имперский канцлер уполномочил военного министра разработать соответственный проект, но не ввел в свою политику хотя бы небольшие изменения, чтобы сделать ее более ясной, чтобы более определенно поставить ее цели и чтобы правильно учесть психику народов. А этот вывод для себя он должен был бы сделать. Миллиардный проект по своему происхождению не носил агрессивного характера, но только сглаживал самые сильные несоответствия и позволял действительно осуществить всеобщую воинскую повинность. Все еще оставались тысячи военнообязанных, которые не отбывали воинской повинности. Требовалось не только количественное увеличение армии, но преимущественно усиление наших крепостей и материальных средств. Все это дали, но мое крайне настойчиво заявленное пожелание, чтобы были сформированы три новых армейских корпуса, не было исполнено. О них даже не был возбужден вопрос. За это последовала жестокая расплата. Корпусов не хватало к началу войны, а при новых формированиях, которые мы должны были выставить осенью 1914 года, обнаружились все невыгодные последствия импровизации. Позднее новые формирования с самого начала получали более сильные кадры, но зато они ослабляли уже существующие части, которые должны были для этой цели выделять значительный личный состав.
Прежде еще, чем весь проект был окончательно проведен, я получил назначение в Дюссельдорф на должность командира 39-го пехотного полка. В этом назначении сыграла роль моя настойчивость в требовании этих трех корпусов.
Служба в строю — живая работа. Оживленное общение и постоянная непосредственная совместная работа с людьми и для людей, которые были вверены моему надзору, обучение офицеров, унтер-офицеров и солдат, военное воспитание юношей и превращение их в мужей — все это после долголетней кабинетной работы меня особенно привлекало. Тринадцать лет я не нес строевой службы. Проверка обучения новобранцев занимала теперь первое место в моей службе в полку. Когда я был молодым офицером в восьмидесятых годах прошлого столетия, семь раз мне вверялось обучение новобранцев, а именно: в 57-м пехотном полку в старом Везеле и в морской пехоте в Вильгельмсхафене, и в Киле. Позднее я еще несколько недель нес службу в 8-м лейб-гренадерском полку в Франкфурте-на-Одере и с 1898 по 1900 г. командовал ротой 61-го пехотного полка в Торне. Это для меня незабвенное время. Теперь в Дюссельдорфе я радовался всему тому, что удержалось с того времени.