Первая мировая: война, которой могло не быть
Шрифт:
Приведение в исполнение «подготовительных мер» началось немедленно, подгоняемое тревожными сообщениями из Австрии. Не перечисляя их, отмечу главное — приготовления велись не только на австрийской, но и на германской границе, а также на Балтийским море (Кронштадт был объявлен на осадном положении) и с явным прицелом на всеобщую мобилизацию. Разумеется, они тут же привлекли внимание немецких дипломатов и военных, причём для этого не требовались никакие «шпионы», о которых позже так много распространялась
15(28) июля гром грянул: Австрия объявила войну Сербии. Посланник Спалайкович выразил надежду, что «этот акт, нарушающий мир Европы, будет осуждён цивилизованным миром и сурово наказан Россией, покровительницей Сербии». Николай телеграфировал Вильгельму: «Слабой стране объявлена гнусная война. Возмущение в России, вполне разделяемое мною, безмерно». Кайзер напомнил о монархической солидарности: «Без сомнения, ты согласишься со мной, что наши общие интересы, твои и мои, как и интересы всех монархов, требуют, чтобы все лица, нравственно ответственные за это подлое убийство, понесли заслуженное наказание. В данном случае политика не играет никакой роли». Германский император в очередной раз ошибся.
Австро-Венгрия выступила агрессором, хотя её армия была мобилизована лишь частично и против Сербии, а приготовления на российской границе в Галиции имели в основном оборонительный характер. Получив обнадёживающие сведения от союзников из Парижа и Лондона, Сазонов известил глав российских дипломатических миссий, что «непосредственные объяснения мои с австрийским послом, очевидно, нецелесообразны», а затем поинтересовался у Янушкевича, можно ли провести всеобщую мобилизацию тайно. Удивлённый генерал ответил, что это совершенно невозможно, но министр всё равно не согласился на её объявление и уехал на доклад к царю.
Генеральный штаб заготовил два проекта высочайшего указа — о всеобщей и о частичной мобилизации, категорически рекомендуя первую. С ними Янушкевич утром 16(29) июля отправился в Петергоф к императору, но был настолько уверен в исходе поездки, что заранее разослал телеграммы командующим военными округами: «17(30) июля будет объявлено первым днём нашей общей мобилизации. Объявление последует установленною телеграммою». Николай II подписал оба указа. Вернувшись от него, Янушкевич встретился с германским военным атташе, которому поклялся честным словом офицера, что «всё осталось в том же положении, о котором сообщил министр (Сухомлинов. — В. М.) два дня назад», а всё прочее «ложная тревога». Тем не менее военный атташе заключил депешу в Берлин словами: «Учитывая многочисленные и положительные сообщения об имеющих место призывах (запасных. — В. М), я должен считать разговор попыткой ввести меня в заблуждение об объёме принятых до сих пор мер».
Затем Янушкевич вручил Добровольскому указ о всеобщей мобилизации и отправил его к главам военного и морского ведомств, а также МВД, чтобы получить их необходимые по закону подписи под мобилизационной телеграммой. Министр внутренних дел Николай Маклаков сказал: «Война не может быть популярна у нас в народных массах, для которых революционные идеи более доступны, чем победа над немцами. Но нельзя избежать своей судьбы», — перекрестился и подписал. Морской министр Иван Григорович тревожно
Необходимое отступление о Сухомлинове. 27 февраля (12 марта) 1914 г. влиятельная столичная газета «Биржевые ведомости» опубликовала анонимную статью «Россия хочет мира, но готова к войне». В ней, со ссылкой на «безупречный источник», говорилось: «С гордостью мы можем сказать, что для Рпгсии прошли времена угроз извне. России не страшны никакие окрики. Россия готова!» За этим шло информативное и выразительнее перечисление военных приготовлений. Немецкие журналисты и дипломаты сразу обратили внимание на статью и переслали перевод в Берлин, поскольку слова об «окриках» и «угрозах извне» метили в Германию и Австро-Венгрию, а информированность автора наводила на мысль о причастности к делу военного министра. Собранные ими сведения подтвердили догадку. Текст был написан по указанию Сухомлинова в ответ на статьи в немецких газетах о том, что Россия готовится к войне, но будет готова лишь к 1917 г., и одобрен царём. Газета «Русское слово», куда статья предназначалась, отказалась её печатать из-за «вызывающего» характера, а в «Биржевке» появился «разбавленный» вариант.
Пурталес немедленно отправился за разъяснениями к Сазонову. Министр отверг официозный характер публикации и причастность к ней Сухомлинова, но был вынужден проглотить реплику посла о том, что цель статьи — «порадовать французских шовинистов», а сама она написана «в тоне, подходящем для парижских бульваров». Однако 31 мая (13 июня) в «Биржевке» появился ещё более провокационный текст на ту же тему под заглавием «Россия готова. Франция также должна быть готова». Тому, что Сухомлинов не имел к ней отношения, уже никто не верил. На следующее утро статья была перепечатана парижскими газетами, куда её перевод был оперативно (или заранее?) доставлен по телеграфу.
Вернёмся к событиям 16(29) июля. Получив необходимые подписи и следуя приказу «не заезжать больше никуда», Добровольский, по его словам, в девять вечера приехал на Центральный телеграф. Всё было приготовлено для отправки исторического документа в военные округа, но в начале одиннадцатого туда позвонил Янушкевич и приказал срочно остановить процесс, поскольку вместо всеобщей объявлялась частичная мобилизация. По утверждениям мемуаристов, Николай II принял решение самостоятельно, ни с кем не советуясь, после получения в 21:29 телеграммы из Берлина. «Кузен Вилли» считал «вполне возможным для России остаться только зрителем австро-сербского конфликта, не вовлекая Европу в самую ужасную войну, какую ей когда-либо приходилось видеть». Добавив, что «непосредственное соглашение твоего правительства с Веной возможно и желательно», он предупредил «кузена Ники», что военные приготовления России, «которые могли бы рассматриваться Австрией как угроза», лишат его возможности выступить в качестве посредника.
Не только генералы, но и министры встретили решение самодержца в штыки. Утром 17(30) июля Сухомлинов и Янушкевич уговорили Сазонова согласиться на всеобщую мобилизацию и убедить в этом царя, но глава МИД уже «убедился» сам. Генералы позвонили Николаю и, как гласит сделанная со слов Сазонова запись, «вновь старались убедить государя вернуться ко вчерашнему решению и дозволить приступить к общей мобилизации. Его величество решительно отверг эту просьбу и, наконец, коротко объявил, что прекращает разговор», но согласился принять министра иностранных дел в три часа дня. Теперь дадим слово «подённой записи» как важнейшему источнику:
«Генерал Янушкевич просил министра (Сазонова. — В. М.), чтобы, если ему удастся склонить государя, он тотчас бы о том передал ему, Янушкевичу, по телефону из Петергофа для принятия немедленно надлежащих мер, так как необходимо будет прежде всего как можно скорее уже начатую частичную мобилизацию превратить во всеобщую и заменить разосланные приказания новыми. «После этого, — сказал Янушкевич, — я уйду, сломаю свой телефон и вообще приму все меры, чтобы меня никоим образом нельзя было разыскать для преподания противоположных приказаний в смысле новой отмены общей мобилизации…»