Первая мировая война в 211 эпизодах
Шрифт:
Пронесся слух, что раненых и пленных после этого 25-минутного морского боя возьмут на борт корабля Докинза. Он с любопытством ожидает этого события. Конвой приближается к Цейлону; оттуда Докинз собирается отправить письмо матери. И он пишет заключительные строки:
Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо. У меня все чудесно, здоровье отличное. Очень надеюсь, что тетя Мэри скоро поправится. Передавай от меня привет всем, кто спрашивает обо мне. На этом я заканчиваю письмо, ожидаю получить от тебя ответ, когда мы будем в Коломбо. Целую и обнимаю всех вас, начиная от Вилли… и заканчивая девочками.
Среда, 19 ноября 1914 года
Крестен Андресен проверяет снаряжение перед отправкой на Французский фронт
Один за другим друзья Андресена отправлялись на фронт. Сам же он не выказывал желания идти добровольцем, а потому еще некоторое время оставался в казармах, влача призрачное, ненадежное существование в ожидании неизбежного. Но он не мог не думать о своих друзьях: вот и последний из них тоже уехал, — его однофамилец Тёге Андресен. В отличие от Крестена, Тёге отправился добровольцем. Причина? Он хотел “получить боевое крещение и стать настоящим мужчиной”. Крестен Андресен, в общем, понимал ход мыслей Тёге и ему подобных. Он
Отправиться на войну — не ради наживы или золота, не во имя спасения отечества и чести и даже не для того, чтобы победить врага, но чтобы проявить себя, свою силу и волю, обрести опыт и научиться отвечать за свои поступки. Вот почему я хочу отправиться на войну.
Андресен знал, что больше медлить нельзя. Но он был все же рад тому, что выгадал немного времени и дал себе отсрочку.
Вчера им сделали прививки от тифа и холеры. Сегодня — укол от дифтерита. Он проверяет свое снаряжение.
Серая форма с красными выпушками и бронзовыми пуговицами.
Темная армейская шинель.
Пикельхауб с зеленым чехлом, R 86.
Серая форменная фуражка.
Собственные сапоги, купленные в Вейле.
Желтые высокие ботинки со шнуровкой армейского образца.
Опойковый ранец.
Желтый бельгийский кожаный пояс.
Такой же патронташ.
Такие же кожаные ремни.
Палатка и колышки [45]
Алюминиевый солдатский котелок.
Такая же кружка.
Такая же походная фляга.
Лопатка.
Серые перчатки.
Сухарная сумка.
Две банки кофе.
Одна банка с ружейной смазкой.
Неприкосновенный запас, состоящий из двух упаковок галет и банки мясных консервов, а также мешочка с горохом.
Два пакета первой помощи.
Винтовка образца 97.
Инструмент для протирки оружия.
Две шерстяные фуфайки.
Две рубашки.
Две пары кальсон, одни — голубого цвета.
Толстый сине-черный свитер.
Серое кашне.
Муфта.
Два кожаных пояса.
Пара теплых наколенников.
Пара рукавиц.
Личный опознавательный знак. ANDRESEN, KRESTEN. К. Е. R. R.86.
Четыре пары носков, одна из них — тонкие, ажурные (подарок любимой).
Балаклава.
Белая нарукавная повязка для ночного боя.
Мешочек соли с шелковой ленточкой.
Полкило ветчины.
Полкило масла.
Банка фруктового масла [46] .
Евангелие.
“Бегство оленя” [47] .
Почтовые карточки для полевой почты, 30 штук.
Писчая бумага.
“Was f"ur die Feldgrauen, Annisolie” [48]
Пластырь.
Швейные принадлежности.
Карта.
Три блокнота.
Датский флаг (в настоящее время отсутствует) [49]
Штык.
150 боевых патронов.
Полкило копченой свиной грудинки.
Один батон копченой колбасы.
Буханка солдатского хлеба.
45
Солдатский юмор окрестил палатку, которую носил с собой каждый солдат, “гробом героя”, так как в нее часто заворачивали погибших, прежде чем предать их земле.
46
Что-то вроде мармелада, сделанного из смеси яблок и апельсинов.
47
Популярный роман датского писателя Кристиана Винтера (1796–1876).
48
Не совсем ясно, что это такое.
49
Позже у Андресена действительно появился маленький датский флажок, который вместе с романом Винтера воплощал для него “главные датские ценности”. Таким образом, нельзя сказать, что Андресен не был охвачен националистической лихорадкой, просто эта лихорадка была не немецкой.
Все снаряжение весило около тридцати килограммов, и этого (как пишет Андресен в дневнике) “было достаточно”. Газеты сообщали о частях, состоявших из молодых студентов, которые шли в наступление под Лангемарком, с пением “Deutschland, Deutschland "uber alles”. Скоро зима.
Суббота, 28 ноября 1914 года
Мишель Корде обедает вместе с двумя министрами в Бордо
За столом сидели шестеро, болтали о том о сем. И все же постоянно возвращались к теме войны — такой силой притяжения обладало это событие. Говорили, что для женщины, потерявшей мужа, есть определение — “вдова”, но нет названия для женщины, потерявшей ребенка. Или соглашались, что немецкие цеппелины вполне могут долететь до Парижа и разбомбить его. Или рассказывали, что в Лондоне начали надевать на уличные фонари специальные абажуры, изобретенные знаменитой танцовщицей Лои Фуллер. Или обсуждали вот что: письма счастья с молитвами; такие письма рассылались разным людям с просьбой переписать молитвы и послать их затем еще девяти адресатам, иначе “тебя и твоих близких постигнет несчастье”.
Нет, войны было не избежать, утверждали двое сидевших за столом, они были членами кабинета министров.
Один из них — Аристид Бриан, министр юстиции, опытный политик, прожженный прагматик (некоторые сказали бы — оппортунист) левацкого толка, настроенный антиклерикально. Красноречивый Бриан становился все более важной политической фигурой, и многие другие министры завидовали ему, поскольку он побывал на фронте. В этом месяце он начал отстаивать новую идею: если война на западе увязла, почему бы не послать франко-британскую армию в какое-нибудь другое место, допустим, на Балканы? Другой — Марсель Семба, министр общественных работ, адвокат, журналист, один из лидеров французской социалистической партии. Оба министра входили в коалиционное правительство, сформированное после начала войны. Мало кто удивился, что Бриан стал членом правительства: он известный карьерист, привыкший к власти, ее условиям и возможностям. И наоборот, кандидатура Семба изумила многих, особенно радикалов; в их стане на работу в правительстве смотрели как на предательство, так же как и осуждали немецких социал-демократов, которые одобрили военные кредиты [50] .
50
Тем более что Семба был соратником Жана Жореса, лидера социалистов, который пытался остановить войну посредством всеобщей забастовки и который был убит 31 июля молодым французским националистом. В довершение всего Семба был известен как автор распространенного и широко обсуждавшегося пацифистского воззвания.
За разговором стало ясно, что даже министры не знают, сколько же солдат у них в армии. Отчасти потому, что военные чины, частенько выражавшие свое презрение к гражданским властям, славились своей скрытностью, а отчасти из-за того, что после летней мобилизации и осенних катастрофических потерь, особенно в сражении у Марны, списки личного состава не были выправлены. (Число убитых было засекречено и не разглашалось даже после окончания войны.) Ни один гражданский министр не посмел бы потребовать ответа у генералов — все они всё еще имели статус непогрешимых божков, причем во всех воюющих странах. Однако удалось произвести грубый подсчет на основе общего количества пайков, ежедневно выдаваемых солдатам. Известно также, сколько бутылок шампанского правительство передаст в войска в рождественский сочельник.
Обед опечалил Корде — как же вжился его давний кумир Семба в новую роль министра, как же он любитсвою должность! Корде записывает в дневнике:
Благодаря исключительным обстоятельствам он получил возможность упиваться властью, которую прежде отвергал, но грустно смотреть теперь на этих людей, на то, как они разъезжают в своих автомобилях, рассаживаются в свои спецпоезда, как они откровенно, с удовольствием наслаждаются своей властью.
Пятница, и декабря 1914 года
Крестен Андресен становится свидетелем разграбления Кюи
Когда они покидали Фленсбург, пошел мокрый снег, укрыв город плотным одеялом. Состоялся привычный ритуал. Женщины из Красного Креста осыпали его и других солдат шоколадом, печеньем, орехами, сигарами, а в винтовки втыкали цветы. Он взял подарки, но решительно отказался от цветов: “Рано меня хоронить”. На поезде ехали 96 часов. Он мало спал в пути. Отчасти из-за волнения, отчасти из чистого любопытства. В основном сидел в купе у окна (к счастью, им не пришлось ехать в товарняке, как многим другим) и пожирал глазами все, что проплывало мимо: поля сражений вокруг Льежа, где все до единого дома либо почернели от копоти, либо стояли разрушенные после тяжелых августовских боев (это были самые первые бои на западе); суровый ландшафт долины Мааса; туннели; зимние, но зеленые равнины северо-западной Бельгии; горизонт, зубчатый от пушечного огня и вспышек взрывов; города и деревни, не тронутые войной, погруженные в глубочайший покой; и города и деревни, отмеченные сражениями, населенные призраками войны. Наконец они высадились в Нуайоне, в северо-западной Франции, и при свете луны двинулись на юг; мимо них по дороге громыхали пушки, повозки, автомобили, и гул от далеких взрывов все нарастал.
Полк теперь занял позицию вдоль железнодорожной насыпи, вблизи маленького городка Лассиньи в Пикардии. К своему облегчению, Андресен увидел, что здесь довольно спокойно, несмотря на досадный, но в общем-то безрезультатный артобстрел [51] . Служба показалась ему не слишком обременительной: четыре дня — в глинистых окопах, четыре дня — отдых. Несли караул, выжидали, иногда выпадала бессонная ночь в секрете. Французы залегли примерно в трехстах метрах от них. Воюющие стороны разделяли обычное проволочное заграждение [52] да поле. Урожай 1914 года — поникшие снопы ржи — догнивал на этом поле. Больше ничего. Зато гораздо больше можно было услышать: свист пуль (чи-чу), пулеметный треск (дадера-дадера), разрывы гранат (пум-цу-у-и-у-у-пум) [53] . Еда была превосходной. Их кормили горячей пищей два раза в день.
51
Андресен описывает эти вещи в точности так же, как и многие другие; действительно, гранатная картечь, как самый распространенный тип артиллерийского снаряда, была неопасна для солдат в окопах.
52
Колючая проволока известного нам типа была изобретена в США для использования в сельском хозяйстве. Она позволила перевести содержание домашнего скота на совершенно новый уровень. В военных целях, как заграждение, проволока была впервые применена во время франко-прусской войны 1870–1871 годов. Известно, что американские войска использовали проволоку для защиты своих лагерей во время испано-американской войны 1898 года. Хотя колючая проволока и упоминается в уставе британской армии еще в 1888 году, воюющие стороны в 1914 году шли в бой без всякой проволоки: все считали, что война будет легкой и закончится быстро. И когда начали рыть первые окопы, осенью 1914 года, то в лучшем случае ставили импровизированные заграждения и проволоку для них заимствовали в близлежащих селах. (Колючая проволока была чем-то непривычным, и об этом свидетельствует даже тот факт, что не существовало самого названия. Некоторые, например, называли ее “проволока с колючками для забора”.) На начальном этапе войны брали какую угодно проволоку, даже без шипов. Кроме того, сами заграждения часто были жиденькими и состояли все лишь из одного-единственного ряда столбов, между которыми натягивались три-четыре проволоки. Но вскоре стали производить специальную колючую проволоку для военных целей. На проволоке для нужд сельского хозяйства имелось обычно семь пар шипов на один метр, тогда как на новой — четырнадцать и более пар на тот же метр. Колючая проволока стала к тому же шире и плотнее. Французский устав 1915 года определял как минимальное заграждение из двух рядов столбов, стоящих на расстоянии трех метров друг от друга, а британский устав 1917 года устанавливал девять метров как минимальную ширину проволочного заграждения. Кроме того, появились различные виды проволочных заграждений, и некоторые были переносными, — испанская конница, кубы, “ежи”, “крыжовник” и “ножевая опора”. В вышеупомянутом британском уставе перечисляются также различные типы устойчивого проволочного заграждения: apron, double apron, fence and apron, trip and loose wire, concertina (Вrun wire), trip and crossed diagonals, rapid double fence, low wire, French rapid wire, high and low wire combination, — только последние имелись в шести различных вариантах. Некоторое время экспериментировали с проволокой под током, но она оказалась непрактичной. Француз Оливье Разак писал, что колючая проволока хотя и не стала символом Первой мировой войны, но тем не менее сыграла важную роль в искусстве, которое стремилось “воплотить уродливое величие разрушительных сил, выпущенных на волю современной войной”.
53
Так сам Андресен описывает эти звуки.