Первая Мировая война
Шрифт:
Историки и сейчас задаются вопросом, "почему процветающий континент, находящийся на вершине своего успеха, являющийся источником мирового богатства и мощи, на пике интеллектуальных и культурных достижений предпочел подвергнуть риску все это и броситься в лотерею низкого и жестокого конфликта? Почему тогда, когда стало ясно, что надежды на быстрое победоносное завершение рухнули у всех, ведущие борьбу стороны предпочли упорное продолжение своих военных усилий, мобилизовали все силы для тотальной войны и в конечном счете вовлекли всю свою молодежь для взаимного и экзистенциально бессмысленного кровопролития? Возможно, на кону были принципы; но принцип святости договорного обязательства, который вовлек Британию в войну, едва ли заслуживает цены, в конечном счете заплаченной за защиту этого принципа. Защита национальной территории была тоже на кону, но то был принцип, защищая который, Франция
Разумеется, вступившие в войну державы не могли предусмотреть губительных последствий. Но еще большей загадкой является то, что миллионные массы, мобилизованные на массовое убийство, на смерть без малейшей чести и славы, делающей военную профессию терпимой, согласились на четыре с половиной года ужасающе бесславного убиения. Видимо, предшествующие века с их верой в разум и в рациональную природу homo sapiens излишне оптимистично определили степень разумного в человеке и человечестве.
Особое значение имеет Первая мировая война для России. Главный факт исторического развития России заключается в том, что она - единственная незападная страна, никогда не бывшая колонией или зависимой территорией Запада. С того времени, когда в начале шестнадцатого века регион-сосед Западная Европа - начал цивилизационно выходить вперед, превращаясь в планетарного лидера, колонизуя весь мир, главенствуя в освоении науки, создавая особую личность и уникальные формы общественного развития, медленный "естественный" ритм российской жизни и развития стал невозможен. Отставание стало равнозначно потере национального суверенитета. На первый план российского развития стала выдвигаться задача аккомодации к неожиданному подъему Запада. В петровский период страна проделала значительный путь. После Великого посольства (1698) и до великой мобилизации (1914) Россия не только смогла сохранить независимость, но и во многих отношениях приблизиться к западным стандартам. В глазах мира - как и в собственных - она встала на прочные цивилизационные основы, родственные западным.
Была ли у России историческая возможность быстрее пройти расстояние, на которое она отставала от Запада по большому цивилизационному счету? Возможно, в допетровской Руси Новгород, с его торговыми связями с внешним миром, мог послужить университетом приобщения к западным ценностям и установлениям. Но Иван Грозный уничтожил этот русский город с поразительной жестокостью. Возможно, введение Александром II законодательства западного типа могло дать более весомые плоды. Петр Великий и Екатерина II делали могучие шаги вперед, а Анна Иоанновна и Николай I в своей косности замедляли национальный прогресс.
Зрелый "хладный" ум так никогда и не завладел горячей, неудержимо безумной в своем максимализме революционной молодежью страны, где над ним всегда возобладает горячее сердце. То, что сердце так часто ошибается, исторически не принимается в расчет. Возможно, не хватило подлинно гражданской истории. Получилось исторически так, что законом на Руси была либо воля самодержца, либо мнение общины, но не некие общие принципы, воспринятые как всеобщие и абсолютно обязательные.
Раннее влияние Византии быстро погасло на русских просторах, а опыт общения с Западом, начиная с Петра, носил характер перенятия технических приемов, но не обогащения исторических основ русского существования (что, строго говоря, было и невозможно для огромного народа, не связанного печатно выраженным общественным мнением, находящегося, вследствие транспортной проблемы, вне постоянных взаимных контактов). Закон в России никогда не стоял над властителем, что доказала вся русская история. Требовалось время для цивилизационного взросления. Об этом времени умоляли лучшие государственные люди России, такие как Витте и Столыпин.
Все перемены в России всегда происходили сверху. Народ предоставлял материал и выплескивал эмоции. Великий раскол, реформы Петра, освобождение крестьян, отречение последнего Романова замышлялись и выполнялись в верхнем эшелоне общества. Ничего подобного на Реформацию, когда верующий сам лично должен был определить отношения с Богом и властью, в России не было. Отсутствовал и опыт передачи представительских функций народа трактователям религиозных и общественных дел - священникам и юристам. Трудно даже себе представить великую Россию, выдвигающую из своей среды (а не в двух столицах) служителей церкви и адвокатов, представляющих на некоем конституционном конгрессе волю народа. И Россия с созданием Думы (1905) только лишь начала долгий путь парламентской самоорганизации, для прохождения которого Западу понадобились многие столетия - ограничение власти монарха, оформление абстрактных форм главенства закона (конституция, декларация прав граждан, гражданские формы власти), формирование политических групп вокруг идейных программ (а не вокруг личностей, как это стало привычным и в Думе, и в среде революционеров), предоставление обществу права инициативы и сопутствующей ей ответственности.
В экономической сфере Россия к 1914 году становилась мощной промышленной державой. Ее сельское хозяйство, хотя и отсталое по методам производства, сделало несколько шагов вперед и укрепило экспортные позиции России. В культурной области между Россией и Западом не было разрыва на высшем уровне, русские классики были общеевропейскими кумирами. Россия могла с гордостью сопоставить себя в любой сфере творческого духа - ее мыслители, ученые и представители творческих профессий были авангардом и славой Европы. Но когда фокус смещается с элиты на общую массу населения, здесь Россия не выдерживает сравнения с ведущими странами Запада. Однако вместо обращения энергии на сокращение разрыва между образованными кругами и необразованной массой населения, правительство выбрало защиту сословных и прочих привилегий.
Эту задачу, эту тяжелую миссию взяла на себя русская интеллигенция. Но в этом критическом пункте сказалось отчуждение интеллигенции как от народа, так и от правительственной бюрократии. Гордыня духа и в среде самоотверженных просветителей народных дала предсказанные в Библии результаты. Судьи дел людских, хранители духа и ревнители чистоты помыслов не были готовы ни к черной работе, ни к компромиссу со служивой частью общества своей страны. Как пишет английский историк X. Сетон-Уотсон, "отчуждение интеллигенции от всего социального и политического режима было еще более важным фактом, чем распространение буржуазных ценностей, и русское политическое сознание было все еще отличным от западного... Долгая борьба на Западе за свободу выбора религиозной веры, из которой вызрели требования свободы и права на собственное суждение в политике, а также более продолжительная борьба между классами общества, каждый из которых не был достаточно силен, чтобы доминировать над другими, не имела места в России"{1097}.
Пока Запад решал задачу нахождения оптимальной формы правления между президентской республикой и парламентским правлением, лучшие люди России бились между двумя лобными местами - диктатор или анархия, оба из которых означали лишь массовые репрессии. Идеал свободного общества, позволяющего меньшинству сохранять свои оппозиционные взгляды, но запрещающего большинству делать насилие орудием своей политической воли, никогда не был популярен в России. Русскому в девятнадцатом и двадцатом веках было скучно слушать о представительной демократии и механизме ее сохранения. Более волнующими для него были призывы революционных вождей добиться благосостояния за счет радикального изменения политического курса (направление, в котором предполагалось пойти заново, не было самым существенным обстоятельством).
Первая мировая война стала великим экзаменом для России на зрелость, на устойчивость и крепость результатов, достигнутых в послепетровскую эпоху. И, как быстро стало ясно, напряжение войны возымело губительные последствия для ориентированного на Запад общества, созданного Петром и непосредственно связанного - идейно, материально, морально - с Западной Европой. Изоляция и агония войны подорвала силы тонкого слоя европейски ориентированного правящего класса, она вывела на арену истории массы, для которых Запад в позитивном плане был пустым звуком, а в непосредственном опыте ассоциировался с безжалостно эффективной германской военной машиной, с пулеметом, косившим русских и нивелировавшим храбрость, жертвенность, патриотизм. Общественный механизм показал свою незрелость.
К этому испытанию страна не была готова. Видя перед собой опыт быстрых, основанных на мобильных перемещениях войск, балканских войн, русская дипломатия и генералитет полагали, что боевые действия продлятся недели, от силы несколько месяцев. Многолетняя война была губительной для огромной неорганизованной страны с плохими коммуникациями, с недостаточно развитой индустрией, с малограмотной массой основного населения. Противник 1914 года всегда учитывал многонациональность России и постарался использовать это обстоятельство{1098}.