Первая ночь
Шрифт:
Армиллярная сфера
— Это один из самых прекрасных предметов, изготовленных во фламандских мастерских в XVII веке. Они делали только астролябии и армиллярные сферы. Готье был родственником математика Гемма Фризиуса [6] . В одном из его трактатов, опубликованных в Антверпене в 1553 году, содержится самое раннее изложение принципов триангуляции и метод определения географических координат. Вещь, на которую вы смотрите, редчайший экземпляр,
6
Фризиус, Гемм (1544-?) — голландский астроном, физик, математик и картограф.
— То есть?
— Астролябия не имела бы цены, будь она подлинником, конечно, — пояснил антиквар, убирая сферу. — Эта, увы, всего лишь копия, изготовленная, вероятней всего, в конце XVIII века богатым голландским торговцем, пожелавшим произвести впечатление на окружающих. Мне скучно, — со вздохом продолжил старик. — Me хотите выпить со мной чашечку кофе? Я так давно не беседовал с астрофизиком.
— Как вы узнали? — изумился я.
— Мало кто умеет так ловко обращаться с такого рода прибором, а на торговца вы не похожи, так что особая проницательность тут не нужна. Что вы ищете в моей лавке? У меня есть несколько предметов по вполне разумной цене.
— Наверное, я вас разочарую, но меня интересуют лишь футляры от старых фотоаппаратов.
— Что за странная идея… Впрочем, никогда не поздно начать собирать новую коллекцию; позвольте я покажу вам одну вещь, которая наверняка приведет вас в восторг.
Старый антиквар снял со стеллажа толстый, переплетенный в кожу фолиант. Он бережно положил его на стол, поправил очки и начал листать со всеми возможными предосторожностями.
— Вот, — сказал он наконец, — взгляните: это рисунок армиллярной сферы, искусно изготовленной Эразмом Хабермелем [7] , конструировавшим математические инструменты для императора Рудольфа Второго.
7
Хабермель, Эразм (1538–1606) — голландский механик, математик, гравер и золотых дел мастер.
Я склонился над гравюрой и с удивлением обнаружил изображение предмета, очень похожего на тот, что мы с Кейрой нашли под лапой каменного льва на вершине горы Хуашань. Я сел на подставленный антикваром стул и принялся внимательно рассматривать удивительный рисунок.
— Поразительно изящная и точная работа. — прокомментировал старик из-за моего плеча. — В армиллярных сферах меня всегда завораживало не столько то, что они позволяют определить положение звезд на небе в определенный момент, сколько то, чего они не показывают, но мы все-таки это угадываем.
Последние слова старика заинтересовали меня, и я оторвался от бесценного фолианта.
— Пустота и ее друг время! — весело провозгласил он. — Что за странное понятие — пустота. Пустота полна невидимых глазу вещей. А время, которое течет и все преображает, изменяет бег звезд и неустанно баюкает бесконечный космос? Оно приводит в движение огромного паука жизни, снующего по паутине Вселенной. Время — загадочное измерение, и мы ничего о нем не знаем, согласны? Вы удивлены, и мне это нравится: я уступлю вам книгу по цене, которую сам за нее заплатил.
Антиквар наклонился и шепнул мне на ухо сумму, которую хотел получить. Я так скучал по Кейре, что купил фолиант.
— Приходите еще, — сказал антиквар, провожая меня до двери, — я покажу вам другие диковинки, вам будет интересно, — весело промолвил он, запер за мной дверь на ключ и исчез в задней комнате.
Я стоял на улице перед лавкой с толстенной книгой под мышкой и спрашивал себя, зачем купил ее. В кармане завибрировал мобильный. Это была Кейра. Она предложила встретиться чуть позже у Жанны, жаждавшей дать нам приют на вечер и ночь. Я буду спать на диване в гостиной, а сестры лягут на одной кровати в спальне. В довершение всех радостей она сообщила, что собирается к Максу: мастерская печатника в десяти минутах ходу от дома Жанны, ей очень нужно кое-что с ним обсудить, она позвонит, как только освободится.
Я сдержался и ответил, что буду очень рад поужинать с Жанной, и отключил телефон.
Я стоял на углу улицы Лион-Сен-Поль, не зная, что делать и куда идти.
Сколько раз я брюзжал, что приходится экономить каждую минуту и нет возможности побездельничать всласть. Была середина дня, я шагал вдоль набережных Сены, испытывая странное и, пожалуй, неприятное чувство, что попал в ловушку между двумя мгновениями, не желающими сомкнуться воедино. Фланеры, должно быть, умеют с этим справляться. Я часто видел, как они сидят на скамейках, читают или предаются созерцательности, бродят по дорожкам парка, кормят голубей в скверах, но никогда не задумывался об их судьбе. Хотелось послать сообщение Кейре, но я запретил себе прикасаться к телефону. Уолтер бы точно отсоветовал мне это делать. Я мог бы зайти за Кейрой к Максу, оттуда мы вместе отправились бы к Жанне, купив по дороге цветов. Вот о чем я мечтал, пока ноги несли меня к острову Сен-Луи. Мою мечту было очень просто осуществить, но делать этого не следовало, чтобы не заработать обвинений в ревности.
Я устроился под навесом маленького бистро на углу улицы Де-Пон, раскрыл книгу и погрузился в чтение, то и дело поглядывая на часы. Из остановившегося у тротуара такси вышел мужчина в плаще и, помахивая небольшим саквояжем, быстрыми шагами направился в сторону Орлеанской набережной. Я был уверен, что уже где-то его видел, но не мог вспомнить, при каких обстоятельствах. Силуэт незнакомца исчез за воротами дома.
Кейра присела на угол письменного стола.
— В кресле гораздо удобней, — сказал Макс, оторвавшись от бумаг.
— За последнее время я отвыкла от всего мягкого.
— Ты действительно провела три месяца в тюрьме?
— Я уже говорила тебе, Макс. Не отвлекайся от текста и скажи, что о нем думаешь.
— Я думаю, что с тех пор. как ты встречаешься с этим типом — якобы с коллегой! — в твоей жизни воцарился хаос. Не понимаю, как ты можешь с ним общаться после того, что случилось. Черт побери, Кейра, он помешал твоей работе, не говоря уж о пропавшем гранте. Дважды судьба таких подарков не делает. А ты притворяешься, будто ничего не произошло.
— По части морализаторства, Макс, тел и в подметки не годишься моей сестре, так что побереги свое красноречие. Итак, что ты думаешь о моей теории?
— Что ты станешь делать, если я отвечу? Полетишь на Крит, будешь нырять на дно Средиземного моря, отправишься вплавь до Сирии? Ты неуправляема. Ты могла погибнуть в Китае! Ты совершенно безответственна!
— Да, совершенно, но, как видишь, моя шкура цела и невредима; ну разве что немного крема на лицо…
— Не дерзи!
— Ммм, как же я люблю твой менторский тон, мой милый Макс. Думаю, это заводило меня сильней всего, когда я была твоей ученицей. Но я больше у тебя не учусь. Ты ничего не знаешь ни об Эдриене, ни о нашем путешествии. Если маленькая услуга, о которой я прошу, слишком дорого стоит, ничего страшного, отдай мне документ, и я уйду.