Первая ошибка
Шрифт:
— Вы знаете, за что вас арестовали? — спросил Головин.
— Нет, — едва слышно ответил Васько и потупил глаза.
— Ну, что же, тогда давайте вместе разберемся… Вы курите?
— Курю, — так же тихо ответил арестованный.
— Тогда, пожалуйста! — Головин придвинул к нему кулек с самосадом, купленным
— Хороший табак, ароматный, — как бы между прочим сказал Головин. — Вы, кажется, тоже такой покупаете?
Васько захлебнулся дымом.
— Нет, я курю папиросы, — сказал он, откашлявшись. Рука с цигаркой, упавшая на колено, слегка подпрыгивала, сотрясаемая мелкой дрожью.
— А в воскресенье, десятого апреля, вы же покупали махорку?
— Не помню, может, и купил, папирос не хватило…
— Плохая у вас память, Васько! Возможно, вы забыли, что и эту штуковину купили? — Головин вынул из ящика ракетницу и положил ее на стол.
Васько вскочил со стула и попятился к стене.
— Садитесь, арестованный! — резко сказал Головин. — Будете дальше отпираться или дадите показания о совершенных вами убийствах?
Васько хотел заговорить, но зубы его выбивали мелкую дробь, в уголках рта запузырилась пена. Головин протянул ему стакан с водой. Обхватив его обеими руками, Васько жадно пил.
— А мастер вы неплохой, удачно приспособили ракетницу для заряда охотничьими патронами, — сказал Головин, чтобы вывести арестованного из состояния нервного шока.
Уставившись взглядом в пол, Васько молчал.
— Вот и кусок баббита, из которого вы сделали жеканы. Узнаете его? Или показать вам пулю, извлеченную из груди Юрко? Есть и патрон, найденный возле убитого вами Олексюка.
Лицо
— Не хотел я их, гражданин полковник! — крикнул он в страстном порыве отчаяния. — Иванова думал, обидчика своего! Жену он мою опозорил и меня…
И Васько начал давать показания.
Генерал Романов, сидя за своим рабочим столом, внимательно слушал доклад полковника Головина.
— Так ошибку Клебанова, говорите, исправили? — спросил он, щуря карие, молодо поблескивающие глаза и отгоняя рукой дым.
— Сделали все возможное, товарищ генерал. Преступника нашли. Невиновного Санько освободили. И извинились перед ним.
— А для себя выводы какие из этого сделали?
Головин почувствовал, как гулко, размеренно ударило сердце.
— Вы неправильно поняли меня, товарищ генерал. Не Клебанова ошибку я исправил, а свою. То, что я не распознал его и доверил ему такое важное дело…
— Понятно, товарищ полковник! Это я и хотел услышать. Рад за вас!
— Урок для меня был тяжелый, но, думаю… — Головин умолк, словно взвешивая свои слова, и закончил уверенно: — Но и полезный. На всю жизнь запомню!
— Со своими сотрудниками обсудили все происшедшее? — спросил генерал.
— А как же. Провели специальное совещание, на котором проанализировали допущенные в начале следствия ошибки.
— Как же держал себя Клебанов?
— Подал рапорт об отставке, товарищ генерал.
— Значит, ничего не понял человек! — с досадой сказал Романов, — Что же, в таком случае хорошо, что догадался… — Он круто повернулся и подошел к столу. — Рапорт Клебанова при вас, полковник? Давайте подпишу! Удовлетворю его просьбу!…