Первая Пуническая война
Шрифт:
Похожая ситуация сложилась с карфагенянами и их претензиями на господство в Сицилии. Полибий с завидной настойчивостью подчеркивает, что во всех соглашениях речь идет исключительно о карфагенских владениях на острове, а не о Сицилии в целом, и что согласно третьему договору между Римом и Карфагеном, квиритам запрещалась посещать на Сицилии только земли, находившиеся под властью карфагенян. Правительство Картхадашта при всем желании не могло запретить римлянам появляться в Сиракузах, Мессане и других греческих городах. Именно этот пункт договора сыграет ключевую роль в событиях, которые приведут к первой войне между Римом и Карфагеном. Пунийцы посчитают, что римляне нарушили соглашение, квириты же, наоборот, будут пребывать в полной уверенности, что действовали согласно взятым на себя обязательствам.
Дальнейшее развитие событий в большей степени зависело не от карфагенян, а от римлян, и Полибий прозорливо указал на ключевой момент всей этой истории. Сенаторы видели, «что карфагеняне покорили своей властью не только Ливию, но и большую часть Иберии,
5. Мамертинцы
На северо-восточной оконечности острова Сицилия находится город Мессана [41] . От материка его отделяет Мессинский пролив, ширина которого здесь всего пять километров. С запада Мессану закрывает горная гряда, а сам город лежит у ее подножия. Такое местоположение довольно удобно, поскольку позволяет встретить врага на дальних подступах и на выгодной позиции. Путь же вдоль побережья по узкой полоске земли крайне опасен, поскольку с одной стороны нависают горы, а с другой плещется море. Стратегическое значение Мессаны было обусловлено тем, что она обладала удобной гаванью, из которой можно не только контролировать весь пролив, но осуществить высадку десанта в Италию. На другой стороне пролива, чуть южнее Мессаны, был расположен город Регий [42] .
41
Мессана – современная Мессина.
42
Регий – современный Реджо-ди-Калабрия.
В древности Мессинский пролив был знаменит тем, что здесь обитали легендарные чудовища – Сцилла и Харибда. Согласно легенде, Харибда обитала у Пелорского мыса Сицилии, на противоположной стороне пролива жила Сцилла. Пройти между Сциллой и Харибдой сумел хитроумный Одиссей, а для древних греков данное выражение означало либо избегнуть большой опасности, либо оказаться между двух огней. Трактовать можно по-разному. В более поздние времена историки античности пытались объяснить возникновение мифа о Сцилле и Харибде, увязывая его с природными явлениями: «Ближайший к острову мыс Италии называется Регием, так как по-гречески это слово обозначает “разрыв”. Неудивительно, что древние сочинили много баснословного об этой местности, где сочетались вещи, столь удивительные: во-первых, нигде нет более бурного пролива, устрашающего не только быстротой напора вод, но представляющего собой водоворот, так что ужас охватывает не только испытывающих на себе его силу, но даже и видящих его издалека. Такая там идет борьба сшибающихся друг с другом волн, что одни, как бы обратившиеся в бегство, низвергаются вниз гребнями, другие, точно победительницы, гордо вздымаются над ними. Здесь слышен то рев бурлящего моря, то гул ниспадающих в бездну волн, а невдалеке – неугасающие огни на горе Этне и на Эолийских островах, огни, для которых пищей служат как будто сами волны. Ибо такое могучее пламя не могло бы пылать столько веков в таких тесных пределах, если бы оно не находило себе пищи в самой влаге. Тут-то воображение и создало баснословных Сциллу и Харибду, тут-то и слышали лай, видели воображаемых чудовищ. Мореходам, устрашенным зрелищем могучих валов, образующих водовороты, казалось, что это лают волны, которые сталкивает одну с другой поглощающая их пучина. Эта же причина порождает и постоянные огни на горе Этне: сталкивающиеся и борющиеся волны захватывают с собой воздух, увлекают его в глубь моря и удерживают его там, сжимая его, пока он не проникнет в подземные каверны и не воспламенит горючие материалы. Уже самая близость между Италией и Сицилией и одинаковая высота мысов, вдающихся в море навстречу друг другу, – все это, вызывающее изумление и в наше время, древних наполняло ужасом. Они верили, что эти мысы, сшибаясь друг с другом и вновь расходясь, схватывают и уничтожают даже крепкие суда; и не наслаждение чудесным вымыслом породило эту древнюю басню, но страх и изумление, которые испытывали проплывающие здесь мореходы. Действительно, если на это место смотреть издали, то кажется, что перед нами не пролив, а залив, и только когда приблизишься к нему, то оба мыса, которые, казалось, были соединены, как бы расступаются и разъединяются» (Just. IV, 1). Мы видим, что Мессинский пролив был крайне опасен для судоходства, и пройти его мог только очень опытный кормчий, хорошо знавший здешние воды. Впрочем, во всей этой истории самым главным был другой нюанс – кто владел Мессаной, тот держал в своих руках ключи от Сицилии и Италии. Именно этот факт и спровоцировал дальнейшие события.
Тиран Сиракуз Агафокл был храбрым солдатом и неплохим стратегом. Он сражался со всеми своими соседями, с 312 по 306 гг. до н. э. воевал с Карфагеном и даже умудрился перенести боевые действия в Африку. Впрочем, эта экспедиция закончилась полным провалом. Тем не менее к моменту смерти тирана созданная им держава была одной из самых мощных в Западном Средиземноморье. Но все изменилось, когда Агафокл умер. Его наследники начали борьбу за власть и в буквальном смысле слова истребили друг друга, после чего италийские наемники тирана покинули Сиракузы.
Среди этой разношерстной публики в основном преобладали выходцы из Кампании. Мы не знаем, когда именно у солдат удачи возникла идея овладеть Мессаной: Полибий, чей труд является нашим главным источником, ничего по данному поводу не говорит. Он лишь отмечает, что наемники давно завидовали гражданам этого города. Как следует из текста, жители Мессаны относились к этим людям весьма доброжелательно и однажды пустили их к себе в город. Зачем они это сделали – непонятно, зато расплата за такую недальновидность наступила моментально. Наемники захватили город и перебили практически все мужское население, лишь немногие граждане были изгнаны из Мессаны. Женщин и детей солдаты забрали себе, земли и имущество горожан разделили, после чего остались жить в захваченных домах. Бывшие наемники теперь называли себя мамертинцами (mamertini) – сынами Марса. Таким образом в Мессане образовалось разбойничье квазигосударство, ставшее головной болью для их соседей на многие годы. Случилось это в 282 году до н. э.
Дурной пример оказался заразителен. В Италии шла с царем Пирром и жители Регия, опасаясь как эпирских войск, так и карфагенского флота, курсировавшего вдоль берегов Южной Италии, обратились в Рим за помощью. «Отцы отечества» решили усилить влияние республики на юге Италии и отправили в город восьмой легион (Oros. IV, 3, 4), под командованием некого Деция Кампанца. Или Юбеллия, как пишет Валерий Максим. До определенного момента в Регии все было спокойно и горожане наслаждались мирной жизнью под защитой легионеров, но затем ситуация резко изменилась.
От Регия до Мессаны рукой подать, и воины регийского гарнизона были очень хорошо осведомлены о том, что происходит у соседей. Как следствие, римлян начала мучить зависть. Они смотрели на богатый город, на зажиточных горожан и думали о том, как бы все это благосостояние присвоить. Насмотревшись на мамертинцев, римляне выбросили из головы такие понятия, как совесть и долг, и в один прекрасный день учинили в Регии бойню, перебив или изгнав из города всех мужчин. Сделали то же самое, что и италийские наемники Агафокла. Фронтин оговаривается, что произошло это вопреки приказу римского военачальника (IV, I, 37). Но Аппиан излагает дело иначе, и пишет, что командир легиона Деций позавидовал богатствам горожан, и подговорил своих людей напасть на местных жителей во время праздника. На пиру легионеры перебили мужское население Регия и захватили город (App. III, IX, 2). После этого с Мессаной были установлены самые дружеские отношения, и воины из Регия не раз приходили на выручку мамертинцам. Для Сицилии наступили черные дни, поскольку отряды авантюристов нападали как на владения карфагенян, так и на Сиракузы. Наивысшим успехом разбойников стал захват города Гела. И с каждым днем ситуация ухудшалась.
Положение осложнялось тем, что римляне в данный момент ничего не могли поделать с изменниками, поскольку все силы республики были брошены на войну с Пирром. И лишь в 276 году до н. э. консул Гай Генуций Клепсина повел легионы на Регий, чтобы покарать отступников (Oros. IV, 3, 5). Город был осажден, и после яростного штурма армия консула прорвалась за линию укреплений. Во время уличных боев часть мятежников истребили, остальных взяли в плен. Началась расправа.
Полибий свидетельствует, в Рим в качестве пленников привели три сотни бывших легионеров (I, 7), Тит Ливий говорит о том, что сдался весь мятежный легион, Фронтин также пишет о 4000 человек, посаженных в тюрьму и впоследствии казненных (IV, I, 37). Казнили предателей по старинному обычаю – высекли и обезглавили секирой (I, 7). Командир преступного легиона Деций воспользовался тем, что его плохо охраняли, и свел счеты с жизнью в тюрьме (App. III, IX, 3). Более подробно ситуацию освещает Валерий Максим: «Показателен такой случай. Солдаты, которые во время бесчестной войны захватили Регий и после смерти полководца Юбеллия избрали своим начальником его писца Марка Цезия, были брошены в тюрьму. Когда же народный трибун Марк Фурий объявил, что наказание, по обычаю предков, не может налагаться на римских граждан, решение все же не отменили. И постановили каждый день бить плетьми и казнить отсечением головы пятьдесят человек, тела их не хоронить, а смерть не оплакивать» (II, 7, 15). О том, что казненных мятежников запретили хоронить и оплакивать, также пишет Фронтин (IV, I, 37). Столь жестокая расправа преследовала одну цель – вернуть доверие союзников к Риму. Ради этого сенаторы возвратили уцелевшим гражданам Регия их земли и город, всем своим поведением демонстрируя, что случившееся есть лишь прискорбное исключение из общего правила. «Отцы отечества» проявили мудрость, и данный инцидент не имел тех последствий, которые мог бы иметь. Подводя итоги этой печальной истории, Павел Орозий делает весьма примечательный вывод: «Рим, когда целиком уничтожил свой легион, видел себя победителем, хотя он, без сомнения, потерпел бы поражение, если бы сражался с легионом в битве, как с врагом» (IV, 3, 6).
Римляне со своей задачей справились, но на Сицилии оставались союзники регийских бунтовщиков, крепко удерживающие Мессану. Когда на острове высадилась армия Пирра, то воитель нанес мамертинцам ряд тяжелых поражений и разрушил множество их крепостей (Plut. Pyr. 23). Но затем Пирр отвлекся на войну с карфагенянами и забросил это дело. Вскоре царь вернулся в Италию, и теперь решать проблему бывших наемников Агафокла должны были местные власти. Однако для этого требовалась сильная личность, обладающая твердой волей и талантом военачальника. И вскоре такой человек появился. Звали его Гиерон, сын Гиерокла.