Первая степень
Шрифт:
– У меня есть двенадцать тысяч долларов в банке, – сказала она.
– И все? А у меня двадцать два миллиона.
– Энди, я всегда была независимой. Так я привыкла о себе думать. Но в настоящий момент у меня нет и намека на такие деньги, чтобы заплатить за свою защиту, и я не знаю, что мне делать.
– Тебе ничего не надо делать. Я сам за все заплачу, но для начала обсужу сам с собой свои почасовые гонорары.
– Это дело будет стоить целое состояние.
– Тогда нам повезло, потому что у меня как раз есть небольшое состояние, – сказал я. – Послушай, мы вносим
– Энди… – начала она, но я перебил ее.
– Я знаю, что ты чувствуешь, Лори, но каждая минута, которую мы проводим, думая о деньгах, – это минута, которую мы тратим впустую, не думая о том, что действительно важно. А действительно важно сейчас одно – выиграть дело.
– Значит, это еще одна несправедливость в наших отношениях, с которой мне придется смириться? – спросила она.
Я кивнул, и она обняла меня.
– Я люблю тебя, – сказала она.
– Я тебя тоже.
Как я уже упоминал, мы нечасто употребляем эти слова, чтобы они не обесценивались, однако иногда это бывает необходимо.
Я вернулся в гостиную, и к этому моменту Эдна успела договориться насчет телефонов. Телефонная компания должна приехать в течение часа и установить офисную линию, отдельную от моей домашней линии. Лори решила принимать личные звонки на свой мобильный, чтобы не мешать нашей работе. Эдна уже работала над чем-то еще, хотя я понятия не имел, над чем именно. Должно быть, прошлой ночью, пока Эдна спала, в ее тело вселилась душа трудоголика. Не желая прерывать трудовой порыв, в чем бы он ни заключался, я отправился на ленч, хотя еще не успел выковырять из зубов остатки блинов после завтрака.
Этот ленч я делил с особым агентом ФБР Робертом Гастингсом. Пит Стэнтон, который устроил мне эту встречу, сообщил, что друзья Гастингса называют его Робби, но поскольку я был адвокатом, мне следовало называть его «особый агент Гастингс». Пит знал его по нескольким делам, в которых их пути пересекались, и описывал его как дельного парня.
«Дельный парень» уже сидел за столиком, когда я приехал. Ладно, подумал я, по крайней мере он сидит. Сейчас он был примерно на фут выше, чем я, когда стоял. Я спросил Пита, как я узнаю Гастингса, и он сказал: «Консервативно одет и слегка лысый». По-видимому, Пит посчитал, что эти черты сильнее бросаются в глаза, чем рост около шести футов девяти дюймов и вес под триста фунтов.
Когда я пришел, Гастингс уже смотрел на часы. Ленч был назначен ровно в полдень, и, бросив быстрый взгляд на свои часы, я обнаружил, что уже одна минута первого.
Я подошел к столику и представился, затем сказал:
– Разве я опоздал?
– Да, опоздали, – сказал он.
– Мы ведь договаривались на двенадцать, верно? – уточнил я.
– Верно. – Он слегка наклонил свою огромную голову.
Я решил не продолжать тему опоздания и осторожно позволил ему направлять разговор. Оказалось, что это не его стихия.
После
– Пит говорил, что вы просто шило в заднице.
Я улыбнулся.
– Меня называли и хуже.
– Не сомневаюсь, – сказал он.
Затем Гастингс сказал, что хоть я, по словам Пита, немного неотесанный тип, но нет такого чека за ленч, который я был бы не в состоянии оплатить. И он выбрал этот довольно дорогой ресторан, чтобы проверить, не приврал ли Пит.
Он как раз принялся за еду – хватило бы, чтобы накормить футбольную команду, – когда меня внезапно осенило.
– Слушайте, а не вы ли, случайно, Непробиваемый Гастингс?
Оказалось, что да, он и есть тот самый Непробиваемый Гастингс, который два года играл за «Денвер бронкос», а свое прозвище получил потому, что его защиту никому не удавалось пробить. Неожиданная травма колена оборвала весьма многообещающую карьеру.
Трансформация была мгновенной. Из тихого и замкнутого парня он превратился в любезного и общительного. К счастью, его рот имел такие размеры, что одновременно вести беседу и поглощать изрядные количества пищи для него не представляло трудностей. Он поведал мне немало историй из дней своей молодости, когда он играл за Денвер, и был впечатлен моими знаниями неизвестных публике подробностей и самой кухни футбола. Я всегда знал, что все эти мои воскресные дни перед телевизором окажутся полезными.
За десертом я наконец объяснил, зачем пригласил его на этот ленч.
– Мне необходимо знать все, что только можно, об Алексе Дорси. Я представляю в суде человека, обвиняемого в его убийстве.
Он кивнул: Пит, как я и ожидал, сказал ему, о чем пойдет речь.
– И почему вы решили обратиться именно ко мне? – спросил он.
– Мне известно, что ФБР вело расследование, каким-то образом касавшееся Дорси, и оно было прервано, по крайней мере, временно, когда за Дорси взялся Отдел внутренних расследований полиции. Эти сведения открыты для доступа.
Я немного грешил против истины: участие ФБР в расследовании, касающемся Дорси, никогда не было подтверждено официально. Знал об этом Гастингс или нет, но его это, похоже, не обеспокоило.
– Я не занимаюсь этим делом, – сказал он. – Так что все, что я могу для вас сделать, – это назвать человека, который им занимается.
– Ну, это уже что-то, – сказал я.
– Его зовут Дарен Хоббс. Человек номер два в восточном округе, а скоро будет и номером первым.
– Спасибо, – сказал я. – Не могли бы вы устроить мне встречу с ним?
Гастингс пожал плечами.
– Могу сказать ему, что вы хотите с ним поговорить. Однако настаивать не буду. Он занятой человек.
– Понимаю, – сказал я. – Кстати, вы сказали: «занимается».
– Что?
– Вы сказали, что он занимается этим делом. А я думал, что федеральное расследование, касавшееся Дорси, давным-давно завершено. Вы просто неверно употребили слово?
Он пристально посмотрел на меня через стол, и я порадовался, что никогда не был нападающим на линии.
– Я большой специалист по подбору слов. Даже больше, чем по поглощению пищи.