Первая тайна

Лазарев Александр Иванович

темами для вышучивания у записных остряков.

И, конечно же – да: огонь и вода увлекают,

умиротворяют и очаровывают. Но с этими стихиями —

огонь и вода – более или менее понятно, хотя…

простая вроде бы вода ещё хранит мно-огие тайны.

А как не отметить облака, плывущие ли, мчащиеся? —

этакое великолепие, не устаю любоваться ими.

Они каждое мгновение разные, то улыбнутся тебе,

то нахмурятся, то изобразят что-то невообразимое.

С

ними, однако, также понятно. Но!

Непременно к упомянутому добавил бы и женщину.

И не просто добавил, а взгромоздил бы на первое место.

Вот он – непрестанный повод к изумлению до оторопи,

до потери речи, до заикания и расстройства сознания.

Этакий заворот и вывих рассудка, пожалуй, единствен.

Вот что не перестанет удивлять и ошеломлять!

Наступает такой период в жизни каждого индивида,

когда необходимость соблюдения некоего политеса,

исполнение условностей и деликатного умолчания

отдельных острых тем, – становятся вредоносными,

и теряется всякий смысл следования предрассудкам,

лицемерным правилам «хорошего тона» и прочая.

Но верный и хороший тон для меня сегодня —

это предельно честный рассказ о наболевшем.

Да, острейший (особенно сегодня, ох-ох-ох!)

и очевидный вопрос в жисти человековой —

это вопрос (разрешаемый ли в принципе?!)

отношений и мирного сосуществования полов.

Итак: «Лет ми спик фром май харт»…

* * *

– …Ха, вот я и рядом.

– Оп-па-а… ну и что? Какого… чего вдруг явился?!

– А что, не страшно, совсем не испугался?

– Чего пугаться-то, мы с тобой давно знакомы,

частенько общаемся, делимся чем-то, правда, мысленно.

– Э-эх, жаль, хоть бы вздрогнул за-ради приличия.

Словно подобное случается сплошь и рядом.

Ну да ладно, давай уже поговорим глаза в глаза,

мне любопытно пообщаться воочию, не виртуально.

– Да вроде говорено всё, и всё-то ты про меня знаешь.

– Знать – не значит понимать, брат. Хотя я понимаю,

и понимаю, как никто, и даже лучше, чем ты себя;

однако мне важна непосредственная реакция твоя,

весь эмоциональный окрас твоих взглядов, суждений.

И, быть может, я смогу твои сегодняшние убеждения

поколебать хотя бы, и ты, вдруг, согласишься со мной?

А то и обратишь меня в веру свою совершенно,

что весьма сомнительно. Давай попробуем?…

– Ну-у что ж… давай пробовать.

– Так не молчи, начинай о гложущем наболевшем…

– Ладно. Но раз ты предстал к ужину, присоединяйся.

И давай по первой для плавности беседы и таки снятия

моей лёгкой

очумелости от материализации твоей:

конечно же, я удивлён, хотя и не показал вида.

Начали… за прямодушие, за согласие… за нас;

понеслась родимая…

Дык, о чём говорят мужики на досуге:

о машинах, деньгах, увлечениях… о бабах…

– Фи, сделай одолжение, не употребляй при мне

это уничижительное – бабы!

– Ох жеж, блин, ну ты и даёшь… постараюсь,

но потерпи, если обмолвлюсь, объяснюсь позже.

Итак: машины, как ты знаешь, меня не интересуют.

Совсем. Увлечения мои все ты знаешь, новых не будет.

Деньги – только как необходимость недурно выглядеть,

иметь съедобную еду и правильные напитки. Всё.

Лишнего мне не надо. Уже. Что правильно.

Остаётся о… хорошо-хорошо, о женщинах.

Но тема эта – поле непаханое. И чтоб толково

распахать его нужно быть соизмеримым по мощи

со Львом Толстым или Фёдором Достоевским.

Нужно стать этаким Микулой Селяниновичем!

Не возьмусь и не претендую, но… уже по мере сил

попробую хоть взборонить свою деляночку.

Женщина! По мне, так слишком обобщающее понятие.

Женщина и тётка совсем не одно и то же.

Бывают и девушки тётками и о, ужас, – девочки!

И всем им свойственна иллюзия недооценённости,

что сносит их в пучину ирреальности.

Но как же смешны и нелепы они предлагающие,

а то и навязывающие себя по невероятным ценам!

Не могу я назвать трескучую и хамоватую неопрятную

тётку весом под сотню – женщиной. Никак не могу.

Впрочем, как и надутых в разных местах самок…

человеческих самок, кривляющихся по жизни.

Многие «женщины» живут, как позируют.

Даже бессознательно, рефлекторно принимают позы,

и арсенал их позитур велик! Одна из гламурных —

так всю жизнь проживает в поперечном шпагате.

Сродные ей духом (коих море), всплывая в свет,

«незаметно» озираются: заценили ли, клюнул ли кто?

И все свои позы искренне считают захадошными,

полагая их как бы обольстительными, отрабатывают их.

Думаю, даже на стульчаке восседают не просто так,

а в позах.

– Эк тебя разобрало, раздражение так и сочится…

– Ничего не могу с собой поделать. Самому горько.

Хочу любоваться, восхищаться ими – не получается.

Ведь что с ними сделалось, что с ними сделали?

Что им скармливается, и что они потребляют,

на что равняются и к чему стремятся: